Раздался громкий неприличный звук. Это мурнук, поворачиваясь, выпустил газы.

— Это неправда, — прошептала я, даже и не думая зажать нос — запах все равно уже пропитал не только мой комбез, но и волосы. — Это все неправда.

— Эй, Унсури, долго ты еще стоять будешь? — прикрикнул на меня один из волонтеров, которого поставили старшим по участку. — Робот сам не активируется! И мешок аккуратнее засовывай.

С непередаваемым выражением брезгливости на лице я коснулась заляпанного мешка, на котором осталось полусухое содержимое кишечника мурнуков, и начала запихивать мешок в специальное углубление. Перчатки были прочными, но такими тонкими, что складывалось впечатление, будто я работаю голыми руками. Закончив с мешком, я активировала робота и заняла свое место на нем. Робот поехал к тем загонам, откуда недавно вывели мурнуков. Помимо меня, уборкой занимались еще несколько человек.

Робот собирал огромными «руками»-ковшами жидкие и не очень кучки, но многие пропускал — пачкался глазок камеры. Так, одно и то же место приходилось проезжать несколько раз, а иногда робот еще и сам отключался, и тогда приходилось слезать, вручную запускать его, и снова залезать на нагретое сиденье. А еще мешки! Эти ужасные мешки слишком быстро наполнялись, мне приходилось постоянно их менять.

«Зато работа на свежем воздухе» — попыталась я себя утешить и тут же чуть не взвыла. Мича! Это он виноват, что я вылетела с прекрасной работы в оранжерее, где поливала цветочки и мило общалась с Каркано! Благодари Звезды, подлец, что тебя спрятали от моего гнева и гнева Гетена!

Я фыркала, переживая короткие вспышки гнева, поддавалась унынию, потом смирялась — и все по новой. Эмоциональная по натуре, я просто не могла спокойно воспринимать свои новые обязанности.

Да еще и время ползло убийственно медленно. Я часто смотрела на браслет, но коварное время не желало ускоряться, наоборот — оно ползло еле-еле, как и «слепой» уборочный робот. Когда он в очередной раз споткнулся о большую кучку «радости», я не выдержала: спустившись, пнула по корпусу ногой.

— Работай, железяка!

Железяка осталась равнодушна к моему призыву. Я проверила чип управления и пришла к выводу, что проблемы с начинкой робота. А это не мои заботы, а техников.

— Унсури! — заорал старший из-за ограждения. Он принадлежал к тому противному типу людей, которых власть — даже такая малая — портит и превращает в брюзжащих тиранов. — Что ты там делаешь?

— Робот сломался! Нужен техник!

— Ничего он не сломался! Просто заново активируй, и все! Нечего простаивать: скоро мурнуков заведут, а тут все в дерьме!

Я повернулась к роботу, тщетно стараясь успокоиться. Это не со мной происходит, не со мной! Я вынуждена слушаться какого-то сопляка и выполнять унизительную работу… это сон, верно? Нет, сны имеют обыкновение быстро заканчиваться, а мой кошмар плохо пах и длился слишком долго…

Перед тем, как сходить в столовую, я зашла на секундочку в уборную рядом с загонами, и взглянула в зеркало. Мое лицо… моя белая холеная кожа! Она вся покрылась пятнами — лучше не думать, какими! Волосы, как правило, послушно лежащие в прическе, от влажности и духоты выбились из косы, налипли на щеки, шею, лоб.

Это не я!

Из кабинки вышла Козловски:

— Ты здесь? Я не знала, что тебя перевели к нам!

Я ничего не ответила, продолжая себя рассматривать. Выглядели моя одежда и физиономия хуже, чем у Джуди.

— Ничего, привыкнешь, — вышеупомянутая подошла к раковине и начала мыть руки. — Умойся хорошенько и комбинезон сними — а то вся запачкалась. У тебя под ним есть что?

— Только футболка и нижнее белье.

— Под комбез надо обязательно еще что-то надевать, чтобы потом его можно было снять и не разгуливать по станции в грязном, — поучительно сказала Джуди.

— И в одном комбинезоне жарко, а что будет, если еще надеть что-то?

— Нормально будет, поверь мне, я калач тертый, — землянка осклабилась довольно: лицезреть меня запачканной и уставшей доставляло ей немалое удовольствие. Засмотревшись на ее мордашку, я отметила, что ее лицо уже покрылось загаром. А ей идет: сразу и глаза ярче стали, и получился интересный контраст с пронзительно-белокурыми волосами.

Мне же загар противопоказан: чуть я темнею, как цвет моих глаз меняется с изысканного изумрудного оттенка до мерзкого зелено-желтоватого.

— Я не пойду в столовую в таком виде, — севшим голосом сказала я.

— Я тоже, когда сильно заляпаюсь, не хожу. Давай тогда здесь перекусим, в питомнике? — предложила Козловски. — У моих приятелей бутерброды всегда есть, и пиво. Это такой напиток, похожий на апранскую болтушку — тоже мягкий, но в голову, бывает, бьет.

— У меня нет выбора…

Глупо было бы ожидать, что Джуди приведет меня к старшим. И все же я надеялась, что хотя бы один из ее приятелей окажется центаврианином. Но нет. Четверо потных, усталых младших расположились у ограды в тени высокого дерева с мохнатыми ветвями. Как они могут круглосуточно находиться на жаре? Неужели им не хочется прохлады и тишины?