В такие минуты я слаб и раздавлен, как букашка чьим-то массивным сапогом, и мне хочется плюнуть на всё и вернуть Алису в свою жизнь. Простить её. Но потом я достаю те фотографии, где она резвится со Стрельцовым, залипаю на них кровавым взглядом и посылаю всё к чёрту.

Простить измену, равно опустить себя головой в унитаз. Добровольно. В таких отношениях уже никогда не будет доверия и любви. Только придирки, подозрения и нелепые обвинения. Я не хочу такой жизни.

Но и без Алисы мне белый свет не мил.

Я уже подал на развод. Клочки летят по закоулочкам. Всё разорвано, и я не должен бросаться в попытки собрать то, что давно испарилось. Пять лет жизни растаяли в воздухе, как густой туман. Теперь я вынужден начать всё сначала.

Она мне изменила. И это точка. Жирная, блять, точка. Это её благодарность за все мои старания.

Встаю с кресла и подхожу к окну. Смотрю на город, который подарил мне столько счастья, а потом размазал меня, как соплю по стенке. Сердце кровью обливается, пульсирует где-то в горле болезненными спазмами.

Она больше не моя.

Не моя.

И пусть она отчаянно скулит, опровергая свою измену, я скорее поверю фотографиям, чем пустым словам.

Чтобы так рьяно ненавидеть человека, нужно было сначала до безумия любить. И я любил её. Да и сейчас, надо признать, эти чувства никуда не делить, судьба только приправила их негодованием, обидой, тоской.

Если бы я остыл к Алисе, то не заявился бы к ней среди ночи и не трахнул напоследок. Стало ли мне после этого легче? Чёрта с два!

– Евгений Андреевич, здравствуйте!
– слышу голос за спиной, и ловлю себя на мысли, что где-то уже его слышал.

Оборачиваться не тороплюсь, стараясь восстановить ясность рассудка после нескольких минут размышлений.

– Что вы хотели?
– всё ещё смотрю на город за окном.

– Нам нужно поговорить, Евгений Андреевич, - тонкий женский голосок звучит с надрывом.

Набираю воздух в лёгкие, до предела. И оборачиваюсь.

Глаза мои распахиваются, мозг отключается на секунду. Окидываю взглядом хрупкую девушку в чёрном строгом платье, с зелёными глазами и рыжими волосами. Она до безумия похожа на Алису, но...

Смотрит на меня со стеснением и пухлые губы поджимает. Опускает взгляд в ноги, вздыхает напряжённо и головой качает.

– Меня зовут Таня, - шепчет тихо.
– И я очень перед вами виновата.

– Таня?
– медленно моргаю.

Сердце, как оборванная кабина лифта, падает в ноги, поверженное и неживое.

– Я притворялась сестрой Стрельцова Дмитрия Борисовича. Он...
– морщится, всхлипывает.
– Он очень плохой человек.

– Таня, - срывается с губ.

– Дима заставил меня наряжаться в образ его сестры и соблазнять вас. А потом он вынудил меня подставить вашу жену. Я на неё похожа.

– Я вижу.

Пазлы встают на свои места, тугие узлы развязываются. Чувствую, как холодеет моё тело, как кровь тормозит в жилах. По спине течёт холодный пот, и я с силой сжимаю пальцы рук.

Всё это время я был слеп, как крот.

– Я не могла приехать раньше, хотя очень хотела и переживала, - Таня хлопает ресницами.
– Меня не было в России, улетала с сестрой в Германию на операцию.

Слёзы катятся по её щекам.

– Простите меня, Евгений Андреевич. Мне просто нужны были деньги. Я семь лет боролась за жизнь Анечки, - зарывается в своих ладонях и истерично всхлипывает.

– Успокойтесь, всё хорошо, - выдыхаю горячий воздух.

– Нет. Неделю назад Анечка скончалась, - Таня рыдает громко и истерично.

И мне самому выть хочется.

– Я вам соболезную.

Нужно бы собраться и утешить Таню, но у меня башню сносит от осознания, что всё это время Алиса мне не врала.

– Я думаю, что это Бог меня так наказал за то, что разрушила вашу семью. Забрал самое дорогое, что у меня было.

Невольно хмурюсь.

– Таня, что было с вашей сестрой?

– Рак, - выдыхает.
– Операция в Германии дала обратный результат. Анечка сгорела за неделю. Ей было четырнадцать лет.

Я усаживаюсь в кресло, потому что больше не могу стоять на ногах. Чувствую, что упаду скоро.

– Я могу вам чем-то помочь?

– Простите меня. Это всё, что мне сейчас нужно.

– Я не держу на вас зла. Я понимаю вашу ситуацию.

Вытаскиваю телефон, чтобы позвонить Алисе и договориться о встрече на нейтральной территории. Нам нужно многое обсудить. Я должен извиниться перед ней, что не доверял. И за свои обвинения тоже. От собственной ненависти у меня сознание шаталось, как маятник, и я говорил очень много лишнего. Шантажировал её ребёнком. Упрекал в том, чего она не делала.