Шрифт:
Я зависим от Алисы.
От её вкуса, запаха, внешности.
Стягиваю с неё джинсы, осматриваю крошечные трусики, и, решившись, снимаю и их. Прикладываю к лицу , жадно втягиваю ноздрями головокружительный запах.
– Алиса, - шепчу едва слышно, небрежно откидывая трусики в сторону.
– Просыпайся, куколка!
Трахать её без сознания не интересно. Мне нужна живая реакция. Пусть вырывается и кричит. Пусть просит меня остановиться и одуматься. Пусть плачет и зовёт на помощь, пока я беспощадно буду врываться в её пространство.
– Алиса!
– легко ударяю её лицу, и девушка распахивает глаза.
Осматривается по сторонам, приходя в сознание, приподнимается на локтях, шумно вздыхает и заметно напрягается, уставившись на меня.
– Что ты задумал?
– выдаёт, связав мысли воедино.
– Ох, куколка, зря ты спросила!
Приятная волна растекается под кожей, когда в предвкушении облизываю свои пересохшие губы. От возбуждения дыхание перехватывает и в жар бросает.
– Не трогай меня!
– взвизгивает и предпринимает попытку встать с кровати.
Одним движением избавляюсь от брюк и трусов, обнажив упругий готовый член.
– Отойди!
– Алиса вскрикивает, попав в мои объятия.
С силой толкаю желанную обратно на белые простыни и наваливаюсь сверху, удачно раздвинув её ножки.
Закрываю глаза и врываюсь в узкое пространство под громкий протяжный вой. Уверенными движениями вдалбливаюсь глубже, до предела. Удовольствие острее, чем я ожидал. Захлёстывающее, яркое, насыщенное.
Алиса упирается ладонями мне в грудь, визжит и пытается вырваться. Хватаю кисти её рук и обездвиживаю их, прижав к кровати.
Пять долгих лет я страдал без неё. Искал её черты в других женщинах. Мечтать не смел, что вновь смогу коснуться тела Зиминой. И вот мне это удалось. Не так, как я себе это представлял, но её реакция меня только сильнее заводит.
Смотрю на раскрасневшееся сморщенное лицо, слушаю её голос и точно знаю, что уже не остановлюсь. Набираю темп, чувствую скорое окончание. Мои стоны громче, чем её крики о помощи. Моё удовольствие важнее, чем её боль.
Я нуждался в этом.
...
Сделав своё дело, Дима отходит.
Я закрываю глаза и мучительно свожу колени. Тело прошибает крупной дрожью и между ног саднящая боль растекается. Охрипла от криков и горло болит.
Мне страшно и плохо. Мерзко.
– Одевайся, нас ждёт завтрак, - говорит так, будто ничего не случилось.
Я молчу, сжимаю в руках простынь. От паники дышать забываю.
– Я тебя жду, Алиса, - торопит меня безапелляционным тоном.
Голова раскалывается.
Распахиваю глаза и нахожу взглядом свои трусики и джинсы. Стрельцов смотрит за каждым моим движением, не отрываясь и не моргая. Пока одеваюсь, собираю по капле остатки рассудка.
– Я накрою на стол, любимая!
– подходит ближе, тормозит в сантиметре от меня, обжигая дыханием.
– Жду тебя внизу.
Осторожно целует в лоб, а я не шевелюсь. Всё тело окаменело от страха, и я почти не ощущаю ни рук, ни ног. Лишь электрическое покалывание в кончиках пальцев даёт понять, что я всё ещё жива.
Дима выходит из комнаты, оставляя меня одну, и я, наконец, выдыхаю.
Чёрт возьми, он меня изнасиловал! Набросился с силой, взял, как бесчувственную куклу. Присвоил меня себе. Кажется, что в этот момент моя душа сгорела. Умерла. Рассыпалась в пыль.
Я понятия не имею, где нахожусь. Не знаю, где мой мобильник. И как отсюда сбежать ума не приложу. Словно бабочка в стеклянной банке, беспомощно трепыхаю крыльями.
Подхожу к окну и осматриваю территорию. Небольшой придомовой участок, а за ним поле и пруд. Смотрю на ауди Стрельцова и замечаю у колеса свою сумочку.
Мне бы до неё добраться. Позвонить и позвать на помощь. Только вот как это сделать?
Перевожу дыхание и спускаюсь на первый этаж.
– Ты голодная?
– Дима стоит у накрытого стола.
Его любопытный взгляд лапает моё тело.
– Нет.
– Алиса, ну подыграй мне, солнышко, - делает шаг ко мне, заставляя пульс участиться.
– Ты же хорошая актриса.
– Ты получил, что хотел. Позволь мне уйти!
– жалобно пищу, пятясь назад.
– И чего же я хотел? М?
– издевательски шепчет, загоняя меня в угол, как хищник жертву.
– Один раз тебя трахнуть и расстаться? Да? Как же ты ошиблась, куколка.
Упираюсь в стену лопатками. Спасения не будет, и всё, что мне остаётся - подчиниться.