— Как все… одно к одному, — прошептал Кир.

Экран мигнул, люди не обратили на это внимания, Ки-И-ас же вскочил с кресла и чуть ли не мгновенно оказался возле ноутбука.

— Перемотай! Можешь?

Не дожидаясь ответа он сам потянулся к мышке, и с пару секунд сражавшись с колесиком перемотки, остановил файл на мутно-сером фрагменте с белесым пятном на нем.

— Видели ж…

Ки-И-ас мотнул головой, и Вадим умолк.

— Смотри сюда, — фанг указал на экран. На нем по-прежнему ничего не выходило разглядеть, кроме скудной обстановки и белесого пятна. На этот раз сжимавшей одну из «стрел» — штырей, которыми стрелок пригвождал своих жертв.

— Твою мать!.. — Вадим не сдержался, но Виктор Викентьевич и не подумал его одергивать. — Стрелок.

— Позирует, тварь!

— Причем для фанга позирует. Мы не углядели бы.

— Ки-И-ас, это стрелок? — все же уточнил Кир.

Тот не ответил, безотрывно глядя в экран, снова поджав нижнюю губу и прикусив ее.

— Или имитатор, — сказал Кир, скорее из упрямства, нежели действительно полагая подобное.

Слишком уж говорящая тишина повисла в кабинете. Слишком показательная.

— Я так понимаю, Ки-И-ас, сейчас ты, не произнося ни слова, озвучил основную причину того, почему вы заключили с нами договор, — спустя полминуты, проговорил Виктор Викентьевич.

— Я не думаю, будто имею право вообще говорить о договоре.

— Само собой, — согласился Виктор Викентьевич, — однако я как-то упустил тот момент, что ваш Арх-Ри неплохо подстраховался. Я все еще не уверен, что наш маньяк и ваш претендент — одно и то же лицо.

— Я понимаю.

— Мне как человеку все равно на ваши политические дрязги, смены династий, фараонов и прочее. Но!

— Но? — переспросил Ки-И-ас.

— Жизнь и власть Арх-Ри нынешнего гарантирует ненарушение и нерасторжение договора. А значит, люди кровно заинтересованы и в его власти, и в жизни, ой, я оговорился, хотел сказать, существовании.

Оговорка вряд ли произошла просто так, но что она могла значить, Кир не понял.

Ки-И-ас кивнул:

— По вашим словам, так и есть, только суть прежняя: наши цивилизации уничтожили бы друг друга, если бы не договорились. Вы, люди, слишком быстро живете, а потому вам подарена роскошь любить или сохранять верность кому-то или чему-то всю жизнь. У нас не так. Но! Данное однажды слово нерушимо тем, кто дал его.

— Странно, что, понимая это, вы утверждаете, будто живете по законам вселенной, а мы — нет, — сказал Кир. — На кой вообще это ваше бессмертие сдалось?

— Кирилл, у вас с Диманом ведь имелись прикормленные журналисты? — прервал начавшийся было философский спор Виктор Викентьквич.

— Не то, чтобы высокопоставленные, но… — Кир запнулся и почти сразу его осенила идея. — Свяжитесь с Мишей! У него есть, — не удержавшись от ухмылки, ему самому показавшейся гаденькой, предложил он.

— Мстишь или серьезно?

— Все вместе.

Подкараулившую его на парковке девицу Кир не забыл. Миша навел ее, не спросив мнения, а значит, тем самым развязал руки самому Киру. Око за око, как говорится.

— Хорошо, я тебя услышал.

…Репортаж Елизаветы Браун вышел той же ночью, однако увидел его Кир гораздо позже: поделилась с ним ссылкой, конечно же, Лерка. Если бы не она, Кир непременно пропустил это «шоу», разыгранное, как по нотам, причем вовсе не журналисткой. Виктор Викентьевич осаживал ее даже не словом, ему хватало чуть поменять интонацию или сделать паузу перед ответом чуть дольше, или пристально посмотреть…

«Силен, дед», — восхищалась Лерка, и Кир полностью с ней соглашался. Он сам непременно поплыл на третьем же вопросе, принялся рычать или нести отсебятину, которую непременно интерпретировали так, чтобы рейтинги канала подскочили, а полиции завалились под плинтус.

«Вы допустили, чтобы по Москве-Вариосе расхаживало настолько опасное существо? — Вот как ответить на такое, не блея и не злясь? — Вы наблюдали за ним, ничего… Ни-Че-Го! Не делая! А ведь обычные люди становились его жертвами!»

«Дело в том, милая барышня, что обычные люди только выиграли от хождения этого существа по улицам столицы, — не дрогнув лицом, заявил Виктор Викентьевич. — Когда мы объявили стайров вне человеческой цивилизации, мутантами и опасностью для людей номер один, многие западно-настроенные политики, позже покинувшие страну и переселившиеся в Африку, очень сильно сокрушались по этому поводу. Они даже называли наше решение фашизмом, несмотря на доказательства».

«Какие еще…» — начала было Елизавета Браун и умолкла.