Шрифт:
– Да, пожалуй, ты прав. Без Асхара не обошлось. Он вовремя оставил нас наедине в чаще, где весь лес был нашпигован охотниками и егерями. Одно из самых сладких воспоминаний – это глаза Агвида, когда перед уходом он понял, что я не смирился с изменой Мелисы. Надеюсь и мои последние слова, что его ублюдку не жить, дошли до его печёнок.
Настроение графа улучшилось. В конце концов, ничего не потеряно. Но есть ещё человек, знающий обо всём, кроме Хрута, который может предупредить ублюдка…
– Хрут, когда вернетсяэтот, надо позаботиться, чтобы графиня, – он практически выплюнул это слово, – не оставалась с ним наедине.
Серый человек наклонил голову.
– Не беспокойтесь, – мы заменим камеристку.
Граф задумчиво барабанил пухлыми ухоженными пальцами по столешнице:
– И теперь придется выждать время. Он будет настороже. Никаких покушений в замке.
– Я понял, ваше сиятельство.
– Где он сейчас?
– Уехал на поиски зверя вместе со своим другом.
– Надеюсь, они встретятся. Кто бы ни победил, я не проиграю, – Делир хлопнул ладонью по столу.
– Хрут, я к графине, пришли туда новую камеристку.
– Я думал сначала стоило убрать прежнюю.
Граф посмотрел на серого с насмешливым любопытством.
– И как ты собирался это сделать? Убить? Этак всех хорошеньких девочек повыведешь.
– Ну зачем, – серый почесал шрам, оставшийся на месте левого уха, – она могла бы просто упасть и повредить ногу.
Граф фыркнул:
– Тебе дай волю и по всему замку будут ковылять симпатичные колченогие девицы. Нет уж. Я пока ещё хозяин в своих владениях, и в моих силах запретить встречи наедине. Если же делать тайну из замены камеристки, графиня просто заставит твою шпионку выйти, и девка не посмеет отказать. Мелиса должна знать, что всё время под надзором.
Серый поклонился, пятясь к двери.
Граф ещё немного постоял у окна, настраиваясь на разговор с женой.
Он знал, что во всем прав, но всё равно не сразу вошел в покои графини. Замедлился перед дверью, взявшись за ручку. Выдохнул и решительно открыл створку.
Мелиса сидела в кресле возле окна, подняв лицо к своей камеристке. Девушка кисточкой что-то наносила на лицо графини. Обе синхронно вздрогнули при его появлении.
– Я не вовремя?
– Мы закончили.
– Тогда нам нужно поговорить, – граф нетерпеливо махнул рукой, указывая девушке на дверь.
Графиня кивком подтвердила его распоряжение. Камеристка поспешно направилась к дверям.
Оба молчали, пока не закрылась дверь.
– Когда-то, граф, вы стучали, прежде чем войти в мои покои, – с горечью сказала Мелиса.
– Когда-то я вам доверял. С тех пор прошло шесть лет.
Граф подвинул второе кресло и сел напротив жены. Наклонился, взял её за руку, не обращая внимание на легкое сопротивление. Другой рукой отвернул манжет, разглядывая яркие синяки.
– Мне жаль, – он перевел взгляд на ее лицо. Даже через слой пудры и белил проглядывало темное пятно над левой скулой, – жаль.
Изящная, с тонкой талией и высокой грудью, она и сейчас была прекрасна. Ему было бы легче, если бы ее красота ушла после четырех беременностей. Тогда он довольствовался бы наложницами, а её отправил в монастырь при храме Асиды и забыл навсегда о своём позоре. Но нет. Даже теперь, когда она смотрит на него потухшими глазами, она все такая же желанная. Он не может с ней расстаться.
Мелиса тихонько высвободила руку.
– Что ты собираешься делать?
– Ну ты ведь понимаешь, что у меня один сын. И именно он должен наследовать все мои владения.
– Ты убьешь Дара? – голос её сел почти до шепота.
Он не ответил.
– Позволь мне уговорить его уехать. Прошу.
– А после моей смерти он как старший вернётся и унаследует всё? – в нём снова начала клокотать ярость. – Нет. Я надеялся, что он сгинет на востоке, но он вернулся. Он мог заработать титул на службе императора, но он позорно провалился и с этим позором явился сюда, чернить мою честь.
– Но ты ведь растил его, он считает тебя отцом, он боготворит тебя, – голос Мелисы звенел, она попыталась подняться, но граф рявкнул:
– Сиди! Сиди и слушай! – он поднялся, опёрся руками на подлокотники её кресла и почти с ненавистью бросил ей в лицо:
– Я не считаю твоего ублюдка своим сыном. И я не желаю все время видеть перед собой лицо его мерзкого отца. Ублюдок похож на него как две капли.
– Но ты же знаешь, это лицо и твоего деда. Ты же не можешь ненавидеть весь свой род.