Шрифт:
– Я так испугалась за тебя!
Сразу же оказываюсь в объятиях. Не в тех, в которых бы хотел.
– Люба.
– Костенька, ну нельзя же так себя не беречь, - причитает она, взяв мое лицо в ладони.
Я поджал губы и дернул головой. Женские ладошки тут же примирительно опустились вниз.
– Я очень переживала, Кость, - говорит серьезно. Впервые, наверное, сколько ее знаю. И укоризненно, - ты очень всех напугал.
– Хм.
– Почему хмыкаешь?
– У тебя интересная реакция. Ты первая, кто меня ругает, а не поет дифирамбы моему героизму.
– В твоем героизме я никогда не сомневалась, - усмехается, - но себя нужно беречь. Ты у себя один. И у нас всех тоже. Если я мешаю, я уйду. Я просто хотела убедиться, что ты в порядке. Эти дни, пока к тебе не пускали, были похожи на пытку.
Сдвинув брови, всматриваюсь в ее лицо. Неожиданный тон беседы, признаться, я удивлен.
– Ты не мешаешь. Присаживайся, - киваю на кресло, сам же отхожу к кровати. Пытаюсь присесть, но поза вызывает отторжение и боль. Приходится устроиться полулежа.
– Я помогу тебе, - вздыхает Любовь и вновь оказывается рядом, хотя я не был против дистанции между нами. Ее руки помогают подложить подушку под спину и устроить меня поудобнее, не как калеку в застывшей позе. Наши касания минимальны. Я их избегаю, она как будто тоже.
– Этот синяк ужасно портит твое красивое лицо, - вздыхает, качая головой.
– Я думал девочкам нравятся брутальные парни, - хмыкаю, чтоб соскочить с темы.
– Кому-то возможно. Мне нравишься ты, чуткий и заботливый. Знаешь ли, не часто встречающиеся в мужинах качества.
Я напрягся, и она осеклась. Посмотрела на меня долго и внимательно и покачала головой.
– Прости. Я помню наш разговор до, помню, что... Помню в общем. Ты не обижайся и не гони меня, я буду вести себя прилично, обещаю.
Я лишь хмыкнул. Подавил в себе желание быть душнилой. Я не понимаю, почему ее влечет ко мне, но она точно не виновата в том, что она чувствует это влечение.
Накрыл ладонью ее ладонь.
– Нормально все. Расскажи что-нибудь. Чем усадьба жила три дня?
– Ты шутишь?
– смеется заливисто.
– Сплетнями, скандалами, интригами и расследованиями конечно! Все только тебя и обсуждали!
– Только меня?
– вскинул бровь.
– Конечно! То, что хотели сотворить с твоей подружкой, конечно, неприемлимо, но ведь мы все там были и видели, что она сама давала повод думать, что с ней так можно.
Ее слова отчеканились каленым железом в груди.
– Заигрывала с несколькими подряд, глазищами красивыми своими стреляла. Обычно, когда девушка так делает, она прекрасно знает, чего хочет в такой вечер.
Чем больше Люба говорила, тем более гадко становилось мне. Марк сейчас бы с меня поржал или ввалил приличный подзатыльник, чтоб мои мозги вернулись в строй. Но мой мозг все равно отказывается верить в то, что Цветочек, мой Цветочек, могла так себя вести без какой-то на то причины. Я же знаю ее. С детства. Как облупленную.
Выходит, что не знаю?
– Коть, ты тут?
– слышу сквозь стук в висках.
– Тут.
– Прости, я не подумала, что этот разговор может быть травмирующим.
Она сглотнула и положила свою ладонь на мою. Провела пальцем по коже.
– У тебя холодные руки.
Прежде, чем я мог бы на это отреагировать, она поднесла мою руку к губам и нежно подула своим горячим дыханием.
Мы оба замерли и застыли на какое-то время.
– Прости, - выдавила она хрипло и попыталась отстраниться.
А у меня в голове как сработавшая сирена раздался голос Марка: найди себе нормальную бабу, эта еще не доросла.
Словно бы кто-то дал мне волшебный пендель я качнулся в сторону девушки. Наши лбы соприкоснулись. И в следующую минуту ее горячий рот нашел мои губы...
18 глава
Лиля
Когда я услышала доносящиеся с кровати звуки меня стало трясти мелкой дрожью. Я ничего не видела из шкафа, в котором оказалась, когда поняла, что в комнату открывается дверь и входит не Костя. Я под домашним арестом, и нарушила его вопреки всему, чему меня всю жизнь учили, ради того, чтоб увидеть его. Поговорить с ним, объяснить, почему я, как сказала эта девица, давала повод думать, что меня можно силой заволочь в амбар, и...