Конечно, я врала. Да, мы ходили с Санькой на дискотеку, все ходили, мы не были исключением. Но звёздами танцпола мы вдвоём не были, а Альбинка была, она отличалась от нас, она от природы была другой, и, как будто этого было мало, она ещё и тюнинг себе такой наворачивала, как будто стремилась подчеркнуть свою инаковость всеми средствами. У неё уже было пять пирсингов и две татуировки, они мне очень нравились, но себя представить с чем-то подобным я не могла, как ни старалась. Когда мы с Сашей одевались модно и рисовали себе стрелки до висков, мы выглядели как маленькие девочки, укравшие мамино, а Альбинка в этом выглядела так, как будто в этом и родилась, а умывание это всё просто временно скрывает.

«Мы разные. Но в том и фишка. Да ведь?»

Мне хотелось верить, что да. Но, судя по тому, что она придумала себе парня, лишь бы от нас отделаться и общаться с теми, кто на неё похож, я опять себе врала.

Сзади раздался кодовый свист с переливом, я улыбнулась и обернулась — меня догонял Андрюха, он жил здесь недалеко. За лето он загорел, на смуглом лице издалека сверкали зубы, я тоже заулыбалась шире — ему всегда было нереально не улыбнуться в ответ, он это излучал, как радиостанция Позитив-FM.

— Машэль, ма бэль! Как жизнь? Сюда пойдём, — он хлопнул меня по плечу, с силой обнял, разворачивая туда, куда мне было не надо, но я пошла, прогуляюсь лишний квартал, хоть поговорю с ним, давно не виделись. Он показал мне свой рукав и сказал: — А я тоже батину куртку таскаю.

Я нахмурилась — вроде бы, я уже эту куртку не раз видела.

— Это куртка твоего отца?

— Не, это моя, но он с похмелюги не видит разницы, и не помнит, где свою пролюбил, так что берёт мою и мне доказывает, что это его, а свою я где-то посеял. Так что, покупали как бы мне, но теперь она как бы его. Но, есть свои плюсы, — он хитро улыбнулся и отвернул полу, показывая мне внутренний карман на груди, из которого торчали мятые края купюр, мелких, но много. Я уважительно показала большой палец, он кивнул на магазин, к которому меня притащил: — За хлебом иду. Пойдём со мной, дам откусить.

— Пойдём, — я решительно кивнула — есть хотелось дико, а хлебом пахло уже здесь. Мы зашли в магазин, он стал смешить продавщицу, а я смотрела на его куртку и вспоминала, как он меня приобнял, окутав запахом сигарет и алкоголя, но запах этот был не его, а его куртки, похоже. Точнее, куртки его отца.

«А сам он, вероятно, действительно не курит. Я ни разу не видела его с сигаретой. Это вещи пахнут, которые общие.»

Он купил хлеб, протянул мне, я отломала без ложной скромности и сразу набила полный рот, он тоже отломал себе, мы пошли обратно, потом я дожевала и спросила:

— Андрюх, а какой у тебя рост?

— На прошлом медосмотре был сто восемьдесят семь. А что?

— А размер ноги?

— Сорок три, или сорок четыре уже, я не знаю. Эти говнодавы сорок пять, они тоже общие, — он задрал штанину и показал, как ботинок болтается на ноге, я кивнула:

— Понятно.

— А тебе зачем?

— Просто интересно, — изобразила невинное любопытство я, он усмехнулся:

— Анкеты?

— Ага.

Он понимающе покивал, протянул мне ещё хлеба и спросил:

— Как там твои девчонки? Не видно их в последнее время. Ну, Альбу видно, она как нарисуется, хрен сотрёшь. А Ливанова пропала что-то. В лагерь уехала?

— Не, она тут. Мы просто дома сидим в основном, или к озеру ходим.

— М. А на дэнс?

— А надо? — неуверенно вздохнула я, глядя на него и пытаясь угадать, понимает ли он мои сомнения. Он фыркнул:

— Конечно, надо! Тряси попцом — будь молодцом! Там все наши собираются, приходите, хоть увидимся, вспомните мою рожу, а то придёте осенью не признаете. Хватай свою Ливанову за все места и притаскивай, а то она вообще от земли оторвётся и в астрал улетит, у кого мы будем тогда списывать? Давай, думай о будущем.

— Хорошо, я скажу ей, — я хихикала и делала вид, что не замечаю его густой румянец и особое ударение в Санькиной фамилии — он её никогда по имени не называл, только «Ливанова», иногда «госпожа Ливанова», когда стеснялся. Сейчас он стеснялся очень сильно. Я молчала и наслаждалась сочетанием его малиновых щёк и голубых глаз, а он очаровательно улыбнулся и толкнул меня локтем:

— Завтра?

Я кивнула с максимально сочувствующим видом:

— Я постараюсь её уговорить, хорошо.

Он заулыбался шире, протянул мне хлеб:

— Ещё будешь?

— Давай. А у меня плюшки есть, хочешь? Мама делает. Хочешь, сходим?

— Я отказываться не буду, не надейся.

— Пойдём, — теперь уже я его силой развернула в ту сторону, куда ему было не надо, и мы пошли ко мне.

Открывая дверь, я на всякий случай громко позвала маму, хотя знала, что её нет, но всё равно — в нашей семье никто не любил сюрпризы. Махнула Андрюхе, чтобы заходил, сняла куртку, бросила в кресло на веранде, потом на миг замерла, ощущая странное дежавю, как будто упускаю что-то важное. Подумала, что забыла телефон в автобусе, страшно испугалась, но тут же выдохнула — телефон был в руке, я по нему время смотрела.