Я на радостях ей так вдохновенно наврала про своего нового парня, что сама от себя пришла в восторг, и тут же сидела записывала ключевые пункты своей вымышленной истории — как мы познакомились в процессе разработки стратегии нападения на главного босса уровня, как он узнал про мою рыжесть и стал называть меня белкой, как предложил встретиться в Питере на прошлой неделе, и как я поеду скоро туда же встречаться с ним во второй раз. Альбинка пищала от восторга точно так же, как в наши лучшие времена, и рассказывала про своего Светозара такие фантастические вещи, что мне стало дико обидно от того, что я сама не догадалась, что Светозар вымышленный — поверить в эти сказки могла только очень наивная дура, которой я, судя по всему, являюсь по жизни. Но меня успокаивало то, что Альбинка мне тоже, судя по всему, полностью поверила, это наполняло мою душу ощущением триумфа.

Мы проболтали почти три часа, потом я пообещала ей завтра обязательно позвонить, чтобы рассказать всё то, что сегодня не успела, и уснула в своём гнезде на чердаке. Честер получился настолько убедительный, что даже приснился.

Утром я какое-то время валялась в гнезде среди книг, перечитывая моментами то одну, то другую, потом время подползло к одиннадцати и снизу запахло плюшками, пришлось вставать. Как раз Санька пришла, мы вместе позавтракали, потом я пригласила её к себе наверх и похвасталась успехами, надеясь на восторг и поддержку, но Саша восторга особого не проявила, а наоборот сказала, что я занимаюсь ерундой. Было у меня подозрение, что она просто не хотела возвращения Альбины в мою жизнь — они друг друга очень тайно недолюбливали, хотя ни за что бы этого не признали. Но я видела.

Мы прекрасно провели день, шатаясь по лесам и буеракам, сочинили ещё несколько анкет для белиссимо-мужиков, потом долго друг друга провожали, в итоге отправившись домой пораньше — мне завтра нужно было рано вставать, ехать в Питер на курсы.

Перед сном я всё равно позвонила Альбине и протрещала с ней три часа, а когда ставила будильник на завтра, увидела, что спать осталось два часа сорок минут. Но я ни о чём не жалела — мы не разговаривали уже несколько недель, так что информации поднакопилось.

Честер мне сегодня не снился, по моим снам носилась Альбина и громко смеялась, требуя покрасить её во все цвета радуги, я соглашалась, а потом красила её, себя и кошку, было очень весело.

Утром я проснулась не до конца и не совсем вся. Мысль протрындеть с подружкой до рассвета уже не казалась мудрой, но было поздно. Вяло пожевав плюшку и не допив кофе, я покидала в рюкзак гору каких-то учебников и просто валяющихся тут и там вещей, бросила посуду в раковине, наказав ей лежать изо всех сил за себя и за меня, и побрела на автобус.

На улице было очень ярко и очень жарко, я немного постояла на крыльце и вернулась в дом, чтобы снять кофту и бросить в кресло на веранде, пошла на автобус в летней майке, собирая на свои белые плечи очередную порцию веснушек, но мне было всё равно.

Я настолько не выспалась, что меня с трудом держали ноги, глаза не открывались полностью, шевелить даже пальцами было тяжело, поэтому я изо всех сил пыталась уснуть в автобусе, но мне постоянно кто-то мешал, и это обессиливало ещё больше. В итоге я так и не поспала, потом потратила большую часть сил на то, чтобы дойти от остановки до универа, где проходили мои занятия, и остаток сил растянуть на четыре пары по полтора часа.

Несмотря на то, что я практически не шевелилась, занятия выжали меня окончательно, я дошла до остановки только потому, что со мной шли мои одногруппники и направляли, им было в ту же сторону. А потом мой автобус каким-то образом уехал без меня, и мне пришлось садиться в другой, который шёл по практически такому же маршруту, но дольше и с другими остановками.

У меня даже возмущаться сил не было, и голову держать сил не было, так что я забилась на самое дальнее место, сползла пониже и устроилась поудобнее, точно зная, что мне почти до конечной.

Автобус простоял на остановке ещё почти час, а я, как назло, взяла с собой что угодно, но не взяла ни единой книжки, а интернета в телефоне у меня не было, пришлось слушать музыку.

Рядом со мной села женщина с ребёнком, ребёнок капризничал и толкал ногами всех вокруг, я убрала свой рюкзак под сидение и предложила маме ребёнка уложить его на свои и мои колени, чтобы он помещался. Она сначала отказалась, потом чуть-чуть помучилась и согласилась, но ребёнок пинаться и нервничать не перестал, так что я половину дороги ехала весело и неординарно. Потом мама с ребёнком вышли на своей остановке, на их место сел плечистый мужчина, рядом с которым было ещё неудобнее, но я сделала вид, что сплю и не вижу его, отвернулась к окну и слушала свою музыку. А потом за окном стали мелькать знакомые пейзажи.

«Посёлок.»

Я не любила его проезжать, потому что мы когда-то там жили, очень давно, когда всё было хорошо. А дорога, как на зло, проходила настолько близко к моему старому дому, что я могла из окна автобуса увидеть бывший мой двор. Мне было больно наблюдать со стороны из года в год, как стеклят балконы соседи, как толстеет бабулька с первого этажа и её собака, как растут деревья и как спортплощадку постепенно распиливают на металл, с каждым годом всё больнее. И однажды я решила, что просто не буду смотреть, и стала отворачиваться, когда проезжала это место.