И вот только тогда Благочестивая Гутрун обернулась и, найдя взглядом дочь, приказала той громко и строго:

– Просто стой и смотри, юная иллике. Вмешиваться запрещаю! Смотри и запоминай всё, что увидишь. Поняла?

От строгого материнского тона Янника вся подобралась. И медленно кивнула, повинуясь. Да… не часто… ой не часто таким тоном говорила с ней мать.

Девушка замерла, останавливаясь близко к воинскому полукругу, и стала терпеливо ждать, изо всех своих сил стараясь ничего не пропустить.

А между тем иллике начинали свою таинственную работу. Белокурые девы, взявшись за руки, что-то очень тихо и слаженно шептали. И Янника, напряженно вслушиваясь, не могла распознать ни слова.

Затихли в стороне люди. Недвижимым каменным изваянием, словно отделяя два мира друг от друга, стояли могучие телом воины. Суровые и непреклонные. Замерла природа, ожидая. И даже ветерок, кажется, боялся шелохнуться…

Но вот умная Келда первой разомкнула руки и, закрыв глаза, выдвинулась вперёд. Широкая ладонь взметнулась перед ней птичьим крылом, ощупывая оцепеневший воздух. И задвигалась, легко-легко. Колеблясь быстро-быстро, образуя то круг, то овал, то знак невероятной бесконечности. А потом ладонь замирала. И тогда Келда, всё также не открывавшая глаз, вытягивала шею, подставляя уши, лицо, щёки взволнованному её действиями воздуху. И длилось это долго. Не минуту – другую.

«Она прислушивается к чему-то?» – предположила Янника, когда вдруг Келда громко крикнула, напугав:

– Прорыв!

Тут же к ней волной хлынули стоявшие поодаль иллике.

– Какой?

– Очень тонкий, Гутрун. Но, по-моему, долгий и высокий.

– Хорошо, что тонкий, – тут же деловито вмешалась в разговор Марит, по прозванию бойкая, – защипнуть получится.

– Нет, – Келда смотрела хмуро, – мне кажется, там край истёрся, не подхватишь, лишь рана сильнее разойдётся. Нельзя.

– Тогда может, я туманом сразу прикрою! – предложила хрупкая Асне. – И срастётся само…

И белокурые женщины заспорили. Туда, где стояла неподвижно Янника, долетали обрывки их разговора. И даже больше. Но всё это было таким странным и непонятным. О чём, собственно, идёт речь? И где они увидели эту рану? Где?! Тонкую и высокую?! Случайно не эту странную чёрную полосу, разделявшую воздух прямо над входом в шахту, они имеют в виду? Янника увидала её сразу, ещё издалека, когда они подъезжали, но думала, что это марево горячего воздуха рисует свои узоры пылью. Но нет. Это была резаная полоса. Очень большая. И сейчас девушка отчётливо понимала, вглядываясь внутрь этой тонкой полосы, что сквозь воздух, видит ночное небо с проблесками звезд, то самое звёздное небо, как над её дымным озером… Ночное небо ярким днём в жару. Надо же… Сердечко тревожно забилось. То ли ещё будет?

Но вот разговоры снова прекратились. Три иллике стали что-то хватать горстями у самой земли. А потом складывать «это» прямо под ноги хрупкой Асне. И Янника не понимала – что. Но вот молодая женщина встряхнула белой копной волос, доходившей почти до пят, призывно зазвенела золотыми пиками. И стала медленно, а потом всё быстрее и быстрее крутиться на месте. Перетаптывая что-то ногами, словно жернова. Взметнулось облако дымной пыли. Такой простой, такой обычной. Янника поморщилась и даже уже отвернулась почти. Она с детства не любила пыль и всегда чихала, когда служанки выбивали на воздухе мамины старинные перьевые подушки.

Но эта пыль вела себя странно и не думала оседать. Золотые пики на волосах иллике подхватывали её, отправляя наверх. Прозрачным серебристым облачком она взметнулась вверх и покрыла дрожащий край небесной раны, сделав его на вид плотным и тягучим.

– Кромка уплотнилась, – это Келда снова трогала воздух рукой.

– Уже вижу, – вступила Марит, – сейчас потяну и сделаю крючки.

– Лента нужна?

– Нет, Гутрун. Можно ниточкой. Ты накинь вон туда, – и Келда уверенно указала на вытянутые только что Маритой из края небесной раны крючкообразные дымные выступы.

Иллике, что собирали «непонятное» на земле, принесли свои горсти Благочестивой Гутрун. И та, силой потянув за воздух, вдруг вытянула из их пустых ладоней тонкую серебряную нить. Очень быстро мать сплела из нити несколько узелков и, следуя указаниям Келды, раскинула их по краям раны, закрепив на дымных выступах. Но было видно, что плетение доставляет её рукам если не боль, то явное неудобство. Янника сжалась, словно сама ощущая всё то, что чувствовала сейчас её мать. Гутрун качнулась. И как только это случилось, к ране подошли ещё две иллике, до сих пор не принимавших никакого участия. Наощупь, словно и не видели ничего, они забрали у Гутрун её ниточку и стали аккуратно затягивать края раны, крепко держась за серебряную пряжу.

Раз, два, три… Гутрун, подхватив концы, сделала последний узелок. Ловко закрылось, словно сшитое, пространство.

Келда ещё раз поводила рукой, проверяя, и выдала вердикт:

– Всё!

Народ за воинами загудел разом. А иллике вновь собрались в круг и снова что-то зашептали, облегчённо и радостно улыбаясь, вознося слова благодарности Снежной деве.

И лишь Янника осторожно подошла ближе, чтобы рассмотреть «то самое», «непонятное», что собирали на земле горстями опытные иллике. И если бы она лучше себя понимала, то вполне могла бы признаться себе, что ей не понравилось то, что она увидела. Очень не понравилось.