Его пугала бледность хозяина и нездоровый блеск в глазах. Он помнил окровавленную рубашку, помнил землянистое лицо герцога в тот день. Как тот с трудом, прижимая руку к боку, тащился к лестнице, не переставая проклинать телохранителей. Их уволили в тот же час и вышвырнули из города. Министра не смутила, что одного из них тоже ранили.

– Принесёшь коньяка, дойду, идиот!
– рявкнул герцог.

Камердинер вздрогнул и поспешил выполнять распоряжения.

В гостиную министр вошёл с прямой спиной, только шаркающая походка и периодически искажавшая обескровленное лицо гримаса напоминали о ранении.

– Ваше величество.

Герцог хотел приветствовать королеву поклоном, но та удержала его, поднялась и усадила рядом с собой.

– Не стоило так утруждаться, ваша светлость, я не стою таких жертв, - улыбнулась она.
– Как ваше здоровье?

– Милостью Дагора и Сората, ваше величество.

Герцог недовольно зыркнул на застывшего в дверях слугу: почему медлят с чаем и закусками?

– Какой кошмар, прямо у ворот дворца... Надеюсь, злоумышленников схватили?

– Ищут, ваше величество, но это дело пары дней.

На пару минут воцарилось молчание. Его прервала королева.

– Не стесняйтесь, если вам нужно облокотиться о подушки, облокачивайтесь. Хотите, я вам подам?

Одна из сопровождавших её величество придворных дам тут же протянула ей подушку. Королева, пресекая возражения, подложила её под поясницу герцога. Тот поблагодарил за заботу и расслабился, насколько позволяли приличия.

– Меня не покидает чувство, что вы хотите дать какое-то поручение, ваше величество. Что ж, сделаю всё, что в моих силах.

Королева покачала головой и заверила, её волнует исключительно здоровье министра. Как-никак, он родственник мужа, не чужой человек. Герцог слушал и даже не пытался скрыть скептической улыбки: её величество не питала тёплых чувств даже к деверю и золовке.

– Вы не верите в человеческую доброту?
– нахмурилась королеву.

– В человеческую - нет, в вашу - да, - холодно улыбнулся министр и поцеловал руку рассерженной гостье.

– Вы настоящий лис!
– лоб королевы разгладился.
– Признаться, вы могли бы мне помочь, но не теперь. По-прежнему никаких вестей от Натэллы?
– тихо спросила она.

Герцог тут же замкнулся и покачал головой. Губы сжались в тонкую ниточку, кадык дёрнулся.

Королева ободряюще коснулась его руки и велела фрейлинам оставить их двоём.

– Мы с вами вдвоём попьём чаю, позвольте немного поухаживать.

– Теперь я знаю, что нужно советовать тем, кто жаждет добиться вашего внимания, - усмехнулся герцог и, задержав дыхание, медленно переменил положение тела.
– Встретиться с наёмными убийцами.

Королева шутливо выбранила министра и велела даже не пытаться вставать:

– Считайте это приказом.

Слуга отодвинул от стены сервировочный столик и по знаку её величества подкатил его к дивану. Королева сняла печатки и налила чай. Слуга по очереди подал чашку сначала её величеству, а потом герцогу.

– Ступай!
– махнул рукой министр.

Он понимал, королева хочет поговорить о Натэлле.

Герцог хотел встать, чтобы пересесть в кресло и соблюсти правила приличия, но королева предупредила его движение, положив ладонь на локоть.

– Ваша светлость, - с укором напомнила она, - вы ранены, зачем же делать себе хуже?

– Чтобы не сделать хуже вам, - галантно ответил министр.
– Этикет придумали умные люди, его надобно соблюдать.

– Мы родственники, равные, стоит ли?
– впервые за всю беседу королева улыбнулась - искренне, будто девушка.
– Да и кто увидит, наушничать станет? Или меня не допускают в мужской круг?

– О чём вы?
– нахмурился герцог.

– О том, что при виде меня все друзья мужа сразу вспоминают об этикете. Неужели я настолько скучна?

– Ваше величество не может наводить скуку, просто вы женщина, вам неинтересны мужские разговоры.

Королева насупилась и жеманно отпила из чашки. Министр последовал её примеру, радуясь, что можно остаться на мягком диване. Он немного лукавил, говоря об этикете: родство с королевским домом, титул и занимаемая должность давали герцогу полное право сидеть рядом с её величеством и сопровождать её во время выездов.

– О вашей дочери ничего не известно?

Забыв о недовольстве, королева села вполоборота с герцогу и с тревогой заглянула в глаза. Рука, дрогнув, легла на его ладонь, будто силясь успокоить. Герцог тяжко вздохнул и стиснул зубы.