Вечером, когда Ания уже отчаялась и потеряла веру в хорошее, зашёл барон Элвуд. Постоял и заговорил первым:

– Я поговорил с врачом... Он сказал, поберечь тебя месяц или два, потом мы попробуем снова. Если получилось один раз, получится и во второй. Я боялся, что ты бездетна, но раз уж ты всё же понесла, мы попробуем опять...

Ания чуть хрипло выдохнула в складку одеяла у лица, вспоминая, как это было в прошлый раз. Он выкручивал ей руки, хлестал ладонями по лицу и насиловал без всякой жалости. Удивительно, что именно после этого раза она и забеременела. Если он захочет повторить всё? О, Боже...

Она почувствовала, как сами собой стиснулись пальцы в горячие кулаки. Снова позволить ему бить себя? Разрешить насиловать как безродную девку с кухни? Ну уж нет!

– В тот... в прошлый раз вы...- Не договорила, потому что он перебил её:

– Я помню, как это было!

– Вы хотите повторить это снова?

Барон помолчал, разглядывая её бледное лицо.

– Главное – результат. Ты со мной не согласна?

Ания прикрыла глаза и сглотнула. Результат... Не стала ничего говорить. Барон принял её молчание, как согласие и продолжил:

– Я знал, что мы поймём друг друга. Ты не так глупа, как показалось вначале. Самое главное для тебя сейчас – родить мне сына, наследника. Ты это знаешь. Месяц или два, как сказал врач... Поправляйся. Я подожду.

Он ушёл, на этот раз мягко прикрыв дверь за собой. Ания перевела взгляд на вышивку полога кровати, стараясь ни о чём не думать. «Месяц или два... У меня есть ещё месяц или два... Всего лишь...»

* * * * *

На вторник судья назначил судебный поединок. Доказательств виновности Ионы он не нашёл, но подозрения всё же заставили его постановить разрешить дело судебным поединком.

Ростовщик Калем тоже требовал поединка, ему он был выгоден, и Иона вынуждена была согласиться, как одна из сторон разбирательства. А что ей оставалось? Отказываться, это значит признавать свою вину. Цех поддерживал её, ростовщиков мастера не любили.

По закону, для стариков, увечных, женщин и людей церкви допускалось заместительство на поединке. Иона согласилась, чтобы на круге её интересы представлял Эрвин.

На поединок пришли ещё двое судей, собрались люди, мастера из цеха ткачей, их жёны, дети. Среди лиц Иона узнала Витара кузнеца с маленькой девочкой на руках, наверное, это была его дочь. И он пришёл? Зачем? Ему-то какое дело? Пришёл поболеть за своего работника?

Судья вызвал обе стороны к себе. Подошли две немалые группы – друзья, священники-духовные отцы, свидетели, сами поединщики, представляющие обвиняемого и обвинителя, Иона и Калем ростовщик. Судья официально объявил, что не может сам принять решения по данному делу и поэтому предоставляет его всеведущему Божьему суду, объяснил правила, принял от каждой стороны присягу. От Калема в том, что он уверен в справедливости своих слов и обвинений, от Ионы – в уверенности в своей невиновности. Потом судья занялся только заместителями поединщиков. Все остальные теперь становились только зрителями.

Судьи осмотрели заместителей и их оружие, признали равенство шансов и отправили стороны к духовникам на причастие и последнюю молитву.

Всё это время Эрвин наблюдал за своим непосредственным противником. Это был человек средних лет, не очень высокий, умелый поединщик, это угадывалось по выражению его скучающего лица, прищуренных опасных глаз. Этот поединок не был у него первым, в отличие от Эрвина. Всю процедуру он уже знал и ждал начала.

Эрвин же волновался не на шутку. Эти последние дни он настраивался на поединок серьёзно. Нормальных тренировок у него не было давно, да, он всю жизнь готовил себя к военным походам, к турнирам, учился обращению с разными видами оружия, ездил верхом. Всё это было, но было давно, ещё в прошлой жизни. Сейчас он больше махал молотом, чем мечом. Наверное, этот поединок будет стоить ему немалых усилий. А ведь ему надо не просто поучаствовать в нём, ему надо обязательно выиграть, чтобы помочь Ионе, не подвести её.

А соперник ему достался – человек с серьёзным опытом. Поняв, кто такой Эрвин, он медленным оценивающим взглядом окинул его с головы до ног и ухмыльнулся.

После этой ухмылки Эрвин понял, что ему будет не легко не просто выиграть, но и даже выжить. Человек этот был профессионалом своего дела, другого бы Калем и не стал нанимать.

Тревога и страх засели где-то под рёбрами и мешали дышать. Он уже ничего не видел и не слышал, уйдя в себя. Даже не заметил, когда судьи предупредили всех присутствующих молчать, ни звука, ни указаний поединщикам, ни единого знака. Всё серьёзно.

Эрвин сколько раз слышал о судебных поединках, читал про них, но сам не видел и уж тем более не участвовал ни разу. Как господин своих земель, он принимал решения, и даже судил провинившихся, но ни разу не передавал судебных дел на волю Господа. Не доводилось, никогда не сомневался, вынося приговор. Важно ли было ему когда-то, прав ли был мельник или жалующийся лесник, правильно ли собран налог с семьи кузнеца или кто оборвал яблоки в саду крестьянина? То была другая жизнь...

Площадку для поединка отсыпали песком, после последнего дождя он спрессовался и стал твёрдым, почти не крошился под каблуком сапога. Глаза окинули быстрым взглядом края небольшого круга. Вот оно, место для поединка, победителем отсюда выйдет только один.