Первым в круг вступил представитель обвинителя – наёмник Калема-ростовщика, за ним – Эрвин. После них зашли посредники с длинными шестами из крепкого дерева. Они должны были следить за ходом поединка, и если судьи в любой момент захотят прервать бой, посредники должны будут успеть разделить противников и не допустить бессмысленного кровопролития.

Главный судья объяснил всем присутствующим, что побеждённым в данном поединке будет считаться тот, кто будет отступать и переступит круг, кто быстрее другого устанет и будет не в силах продолжить поединок, тот, кто выронит оружие, кто будет ранен или упадёт и трижды потребует перерыва в поединке, тот, кто будет ранен настолько, что кровь упадёт на землю круга, ну и, наконец, тот, кто первым признает себя проигравшим.

Среди зрителей было так тихо, что казалось, и нет вокруг никого, только удары сердца соборным колоколом выбивают тревожную дробь.

Эрвин и его противник, слушая судью, стояли рядом, каждый со своим мечом. Да, именно мечи были выбраны для этого поединка. Своего меча у Эрвина не было, он хоть и был потомственным графом когда-то, все мечи его, доставшиеся от отца и деда, остались в Гаварде другому графу-самозванцу.

В этом судебном бою ему предстояло биться чужим мечом. Это было оружие кузнеца Витара, как все мужчины в городе, он входил в ополчение и обязан был иметь своё оружие на случай обороны. Это был хороший меч, его ковал ещё дед Витара, семья кузнецов тщательно следила за ним, и Эрвин уже успел подержать его в руке за несколько дней до поединка. Сражаться им ему ещё не приходилось до этого вот момента, но он успел оценить его вес, длину, сбалансированную тяжесть холодного металла.

Это был хороший меч. Длинный, с двумя узкими долами и длинной рукоятью, им можно было сражаться, как одной, так и сразу двумя руками. При росте Эрвина и при длине его рук длинный меч мог давать преимущества, он не подпускал противника близко. Но это же могло и стать недостатком. Длинный меч требовал простора и быстрых маневренных действий, чтобы не подпустить противника за длину меча, где его преимущество могло дорого обойтись и стоить жизни.

Слушая судью, Эрвин отметил, что его противник ниже ростом и руки его короче, и меч выглядел короче почти на длину ладони. Но судьи перед поединком признали равенство шансов обеих сторон.

Эрвин сглотнул, понимая, что ему будет тяжелее. Да, всё складывается против него. И опыта не хватает, а боевого его так и вообще нет, и противник достался уверенный в себе, опытный, и меч – тяжелее и длиннее... Всё не так!

Ну и ладно! Пусть!

Он же сам вызвался на этот поединок! Сам убедил Иону, что так будет лучше! Это же Божий суд! По-другому не может быть! Это испытание! Это трудности! Кто сказал, что будет легко? Через всё это надо пройти и выдержать, чтобы правда восторжествовала.

А иначе как? Иона, вот, верит, что на этом поединке всё будет только так, как угодно Богу. По-другому и быть не может.

«И я... я тоже должен в это верить...»

Мысленно он читал молитву, призывая на помощь и Божьего Сына, и Богоматерь, и ангелов, и всех святых своих покровителей...

Звон колокольчика в руках судьи возвестил очень громко о начале поединка, и Эрвин постарался забыть обо всём: чему учили его когда-то с самого детства, всё, что понял вдруг о своём противнике и его преимуществах, об Ионе и её сиротах-мальчишках – всё-всё. Главное – то, что сейчас, что происходит здесь и сейчас. И всё.

Противник не нападал первым. Держа меч снизу, «плугом», обходил Эрвина по кругу, примериваясь. После нескольких шагов пошёл в первую атаку, нанося удары сверху, и как ещё умудрялся, будучи меньше ростом. Эрвин отбил их, беря на нижнюю, более крепкую, часть меча, почти у самой рукояти.

Сам пошёл в атаку, нанёс в ответ несколько ударов, проверяя противника. Тот легко справился с ними, отбил, не дрогнув. Хотя самому Эрвину показалось, что наёмник удивлённо изогнул брови, может, не ожидал от простого горожанина такой прыти.

Они обменивались ударами и парировали атаки друг друга, обходили каждый своего противника по кругу, словно проверяли друг друга, кто на что способен, входили в азарт. А сможешь ли ты выкрутиться из такого положения? А сумеешь ли разгадать ты вот такую атаку? А справишься ли с таким приёмом?

Всё, что предлагал ему Эрвин, наёмник Калема обходил, разгадывал, но и Эрвин удивлял его, отбивая от себя всё, что он ему предлагал, разгадывая все ловушки и хитрые приёмы. Для такого противника нужно было что-то новое, необычное, такое, какое он не знал.

Время шло, все вокруг молчали, а поединок всё никак не заканчивался. Уже и усталость подкрадывалась, входила в мышцы, в кости, всё труднее становилось двигаться, уходить от атак умелого противника. А тот, словно поняв вдруг, что до развязки совсем недалеко, наоборот стал наращивать темп и скорость ударов, двигался легко, будто и не устал совсем, будто всё, что было только что, не стоило для него усилий. И Эрвин, вдруг осознав это, дрогнул, растерялся на миг. «Как же так? Как это возможно? Я устал, как бродяга, а ты нет? Совсем – нет? Не может быть... Кто ты такой? Откуда? Из какого железа тебя выковали и в каком огне закалили? Чёрт тебя подери...»