Чем дальше уходили дни за днями, тем больше боялась она спрашивать хоть кого-то о том, что случилось в ту январскую ночь, тем глупее выглядели бы её вопросы после стольких дней. Она боялась проявлять интерес, боялась последствий, боялась реакции своего мужа. И она молчала, хотя незнание не давало ей покоя.

После Пасхи совсем неожиданно приехала баронесса Марин Доргская. Обняла Анию с искренним радушием.

– С вами всё в порядке, слава Богу.

Ания была рада её видеть, она уже и не надеялась встретиться когда-нибудь в жизни после всего, что было в прошлом. Но барон Элвуд ничего не сказал и молчаливо позволил баронессе остаться в гостях.

Целые дни молодые женщины не могли наговориться, было приятно видеть рядом молодое улыбающееся лицо сочувствующей баронессы. Говорили о многом и про всякое, но избегали одного – говорить о той ночи. Но мысли и вопросы не давали покоя. И как-то вечером Ания не выдержала, спросила:

– Что случилось тогда с бароном Орвилом? Вы знаете хоть что-то? Умоляю... Скажите мне,- перешла на шёпот под изумлённым взглядом баронессы,- я не знаю ничего, мне никто ничего не говорил и не говорит. Он ведёт себя так, будто его уже нет в живых, будто его убили по его приказу. Расскажите мне, что вы знаете...

Баронесса Марин оглянулась на дверь, будто хотела знать, не подслушивает ли их кто-нибудь из горничных, подобрав юбки, подсела к Ании поближе и прошептала:

– Конечно же, он не убил его, но пытался... Вы же помните ту ночь?- Ания кивнула, проводя языком по пересохшим губам.- Январь... Мороз... Он отдал вам свой котарди, у него был жипон...- Ания снова кивнула. Конечно, она помнила всё до мелочей.- Только жипон... Ваш супруг приказал выгнать его из замка, за ворота в том, в чём он был тогда...- Ания ахнула, опешив от такого поворота событий.- Барон надеялся, что он замёрзнет за эту ночь, и Господь заберёт его душу...

– О, пресвятая Дева,- невольно вырвалось в Ании.

Сердце невыносимо стучало, громоподобно отдаваясь в висках, в кончиках пальцев – везде! Как он мог так поступить со своим сыном? Как можно?

Дрожь невообразимым морозом прошла по телу, будто она сама окунулась вдруг в ту холодную, январскую ночь. Темнота. Одиночество. Боль. Невыносимый холод, холод, холод...

Он бросил своего сына, вышвырнул его на мороз. Изверг. Жестокий тиран, умеющий только делать больно.

Ания вспомнила, как раз в ту ночь она мёрзла в своей комнате, как просила смерть забрать её. Вспоминались слова Орвила, он надеялся, что отец даст ему коня и доспехи, что отпустит его хотя бы рыцарем, а он предал своего сына, выбросил своего ребёнка вон.

– И... и что?- спросила сипло.

– Мой муж...- выдохнула баронесса шёпотом,- он послал следом своих людей, его нашли на дороге, в снегу. Мой супруг спас ему жизнь. Когда мы вернулись в Дорг, барон уже был у нас гостем.- Пожала плечами, чуть улыбнувшись.- Да, наверное, всё-таки гостем, а как иначе? Он долго болел. Барон сломал ему руку, помните тогда?- Ания быстро кивнула, от услышанного боясь даже дышать, моргнуть.- Я ухаживала за ним... Вот уж, ей-богу, насмешка судьбы, сначала я ухаживала за вами, потом – за ним... Он всё время спрашивал про вас, хотел знать, что барон сделал с вами, так переживал...

– Где сейчас он?- прошептала чуть слышно. Баронесса пожала плечами.

– Не знаю. Мой супруг дал ему коня и посоветовал обратиться куда-то, я не знаю. Его пребывание у нас в Дорге держалось под секретом. Мой муж не желает окончательно портить отношения с вашим супругом, поэтому...- Она снова пожала плечами.- Если барон узнает, что мы дали его сыну пристанище, вы представляете себе, чем всё обернётся?

– Да, конечно,- согласилась Ания.

– Жаль, что тогда я ничего не знала, наверное, ему было бы интересно знать об этом...

Ания проследила за её взглядом и поняла, что гостья смотрит на её живот под широким подолом платья: побледнела с возмущением:

– Мы не были любовниками, это ребёнок моего мужа...- Почему-то она чувствовала раздражение на домыслы баронессы и сама не знала, за что.

– Правда?

– От поцелуев детей не бывает!- Ания рывком расправила складку на платье, пытаясь скрыть какую-то обиду или даже злость.

Прошло столько месяцев боли и переживаний, молитв и отчаяния, а он, оказывается, жив и здоров, и жил он при заботливом уходе этой вот услужливой баронессы. Она сама не могла понять, что же так больно задело её: то, что он жив или та безвестность, в которой он пребывал? Внутренне она почему-то была уже уверена, что его нет среди живых, и должна бы радоваться, что он жив, но почему-то злилась. На себя, на эту баронессу, на своего мужа, на его сына за долгое молчание...

– То, что я вам рассказала, это тайна, никто этого не знает. Для вашего мужа, для всех, его сын умер. И если он где-то появится, он будет носить уже другое имя и другой титул...- Перевела дыхание, от шёпота пересохло в горле, и баронесса нервно облизала губы.- Жаль, как жаль... Он так переживал за вас... Вы уже были в монастыре, когда он...

– Хватит!- перебила вдруг Ания и резко поднялась, её платье зашуршало юбками. Баронесса смотрела на неё более чем удивлённо.- Он жив и этого мне будет достаточно.