— Мне кажется, подобные навыки не забываются, — попытался успокоить ее лорд Хокстон.

Они вышли из дома и увидели, что лошади уже оседланы. Лорд Хокстон подсадил Доминику в седло. Когда его руки обняли ее за талию, Доминика испытала странное ощущение, которому никак не могла найти названия. Ей очень хотелось проявить себя хорошей наездницей, чтобы он гордился ею.

Она подобрала поводья, и лорд Хокстон одобрительно улыбнулся.

— Вижу, вы не забыли, как это делается.

— Я надеюсь, что не опозорюсь.

— Я уверен, что этого никогда не случится. Сидя в седле и глядя сверху вниз на стоявшего рядом лорда Хокстона, она впервые заметила, какие у него необыкновенно синие глаза. Она решила, что они кажутся особенно яркими из-за того, что его кожа уже начала покрываться загаром.

Их взгляды встретились, и лорд Хокстон быстро отвел глаза в сторону.

— Не нужно подтянуть стремена? — спросил он, но Доминика не сразу сообразила, о чем он говорит.

— Да… да, все в порядке, — ответила она. Лорд Хокстон сел на другую лошадь.

— Пожалуй, мы можем отправляться, а Джеральд догонит нас.

— А он знает, куда именно ехать? — спросила Доминика.

— Надо полагать.

Они тронулись с места и выехали на узкую извилистую тропинку, ведущую вниз в долину. Лорд Хокстон ехал очень медленно, и постепенно к Доминике стала возвращаться былая уверенность, хотя ехать на большой лошади после пони ей было несколько непривычно.

Она вспомнила, как когда-то давно ей хотелось принять участие в соревнованиях среди детей, которые ежегодно устраивали в Коломбо, но отец никогда не позволял ей, не уступая даже просьбам ее матери.

— Ты можешь посидеть в числе зрителей, если тебе нечем больше заняться, — недовольно говорил он.

Он не разрешал им участвовать в состязаниях, хотя Доминика была уверена, что некоторые из них они с Фейт выиграли бы с легкостью.

Теперь она размышляла о том, приносят ли пользу подобные ограничения. Неужели они помогли им стать более достойными христианами?

Почему религия всегда была такой мрачной и суровой? Почему тот Бог, которому поклонялся ее отец, запрещал веселье и смех?

Но она решительно выкинула из головы эти мысли, потому что лорд Хокстон стал рассказывать ей, как выращивают чай.

— Чай — это единственная культура, с которой можно собирать урожай в течение всего года, — говорил он, — за исключением разве что двух-трех дней, на которые приходятся большие индусские праздники.

Они еще не доехали до плантации, но девушка уже слышала голоса работавших там кули.

— Тамилы — очень шумные и зачастую сварливые люди, — сказал лорд Хокстон, — но работники замечательные.

Они подъехали ближе, и Доминика увидела, что у каждой сборщицы чая за спиной висит огромная бамбуковая корзина, которая держится на веревке, обмотанной вокруг лба.

Женщины были одеты в яркие разноцветные сари, их головные уборы напоминали тюрбаны, а чтобы веревка от корзины не так резала лоб, они подкладывали под нее маленькие подушечки.

Скрытые по пояс в зеленой листве, одетые в красные, золотые, зеленые и белые одежды, сборщицы чая выглядели очень живописно.

Доминика завороженно смотрела, как женщины быстро и ловко обрывают чайные побеги — два верхних листочка и почку, собирают их в горсть, а затем едва уловимым движением перебрасывают их за спину в корзину.

— Наблюдают за работой те мужчины, — объяснил лорд Хокстон. — Они называются кангани, или надсмотрщики.

Он с улыбкой посмотрел в их сторону, и Доминика с трудом удержалась от смеха.

Как правило, все они были одеты в длинные камзолы, наподобие тех, которые несколько веков назад носили в Европе, на головах у них были тюрбаны, а прицепленный за ворот камзола зонтик — признак высокого ранга — висел у них на спине.

— Четыре раза в день, — продолжал лорд Хокстон, — собранные листья тщательно взвешиваются, и в маленькую книжечку методично записывается, сколько листьев сдала каждая сборщица чая. — Он с гордостью оглядел своих работничков. — Не было случая, чтобы кто-то вздумал сжульничать. Если в записях что-то не сходится, каждая работница знает, сколько именно листьев она собрала, и эту цифру можно смело принять, как абсолютно точную.

У всех людей, работавших на плантации, был довольный и веселый вид, и многие из них обрадовались появлению лорда Хокстона.

Их лица расплывались от восторга, когда он обращался к ним, и Доминика видела, что они искренне к нему привязаны.

Когда чуть позже к ним присоединился Джеральд, Доминика не могла не заметить, что к нему относятся совсем по-другому.

Ему, по всей видимости, было очень жарко: пот градом струился по его лицу. Он слез с лошади и с явным намерением произвести впечатление на дядю принялся расхаживать среди работниц, критикуя их и разговаривая с ними таким тоном, что Доминика инстинктивно крепче сжала поводья в руках.