19.30 – возвращение сэра Реджинальда Фицроя.

19.35 – Уолтер Моррис, личный секретарь сэра Реджинальда, спускается на первый этаж и узнаёт о произошедшем. Других показаний он дать не может.

19.45 – прибытие полиции и официальное опознание тела Виолы Харди.

– Гм, – сказал Солгрейв, ещё раз сверив свою запись с записями в деле. – Если бы не этот странный эпизод в 19.20…

– Вот именно, – кивнул суперинтендант.

– По каким часам садовник определял время?

– По большим, над парадным входом. Я знаю, о чём вы думаете. К несчастью, они если и спешат, то минуты на три, не больше.

– Ну, это ни о чём не говорит. Часы могли и перевести.

– Вряд ли леди Фицрой сумела бы сделать это сама, да ещё дважды. Тут необходим сообщник.

– Без сообщника дело не обошлось в любом случае, – сказал Солгрейв. – У вас не найдётся для меня стакана воды? Пока я вижу три возможные версии:

1) Леди Фицрой убила танцовщицу сама и позвонила в полицию. В таком случае лжёт по крайней мере парковый садовник, если не оба. Возможно, лгут оба, и работник зимнего сада не находил тела первым. Разногласия в показаниях садовников объясняются тем, что они не успели договориться между собой, как именно выгораживать хозяйку.

2) Когда леди Фицрой позвонила в полицию, мисс Харди была ещё жива. Вероятно, она лишь потеряла сознание и сумела оправиться. Или же леди Фицрой нарочно позвонила вам заранее, чтобы сбить с толку следствие. Мисс Харди выбегает из дома и…

– И леди Фицрой убивает её снаружи, – подхватил Бишоп. – Мы об этом думали. Но вы не находите странным, что садовник не видел погони? Допустим, труп она могла втащить назад чёрным ходом, но для того, чтобы догнать человека, надо держать его в поле зрения.

– Садовник мог отвлечься, зайти за живую изгородь, да мало ли что. В конце концов, я допускаю, что убийца вовсе не леди Фицрой.

Солгрейв многозначительно отхлебнул воды из стакана.

– Вы подозреваете секретаря? – спросил Бишоп. – С алиби у него плоховато, слов нет, но версия выходит чрезвычайно громоздкая. Ведь из дома он не выходил, если и садовник, и сэр Реджинальд не лгут. В противном случае придётся предположить заговор всех домочадцев. Даже если принять версию с убийством ранее 19.20, нужно ещё как-то объяснить показания двух садовников. К тому же неясно, зачем ему это было нужно.

– Секретаря, конечно, нельзя исключить, но я говорю не о нём.

– Вы подозреваете… – суперинтендант встревоженно посмотрел ему в глаза. – Боже, я только теперь начинаю понимать, что, если в 19.20 мисс Харди была ещё жива и находилась снаружи, то у Реджинальда Фицроя нет алиби!

– Вот именно, – произнёс инспектор. – Потому что в дом он вошёл в 19.30. Стало быть, он мог задушить её снаружи и внести тело в дом с чёрного хода.

– Но чулок? Он же ношеный!

– Мужчины иногда держат странные вещи в карманах. Особенно в память о пылкой страсти.

– Звучит правдоподобно, – признал Бишоп. – И вы полагаете, вам известен мотив?

– Пока у меня нет определённых гипотез, – честно ответил Солгрейв. – Но, в конце концов, Реджинальд Фицрой не первый и не последний мужчина, который мог убить любовницу. Любовницы, знаете ли, это такое дело…

– А третья версия? – напомнил Бишоп. Солгрейв допил воду и поставил стакан на стол.

– Третья самая неуклюжая, но я не могу её исключить. Кого-то наняли для того, чтобы сыграть роль живой мисс Харди, в то время как она была мертва.

– Кто знает, – задумчиво проговорил суперинтендант. – На беду, наша наука пока ещё не может определять время смерти с точностью до четверти часа. Главный вопрос, на мой взгляд, почему мисс Харди вообще очутилась в Фервуде, да ещё в отсутствие сэра Реджинальда. Сам он утверждает, что её туда кто-то заманил.

– Значит, чулок мог использовать кто угодно… А я-то надеялся, что это прольёт хоть какой-то свет. Ладно, – буркнул инспектор, – в любом случае мне надо сначала допросить свидетелей самолично. Рискну предположить, что в деле могут объявиться фигуранты, о которых вы даже не подозревали.

Суперинтендант догадался, что оба они думали об одном и том же – о странной сцене, увиденной на железнодорожной станции.

3

Поднимаясь на парадное крыльцо унылого кирпичного строения, которые принято именовать особняками в тюдоровском стиле (хотя от эпохи Тюдоров там не сохранилось даже подвала), инспектор Солгрейв испытывал лёгкое беспокойство. Ему был известен тот прискорбный факт, что в Англии не любят полицейских и эта нелюбовь одна из немногих вещей, способных разрушить классовые перегородки, ибо в ней едины все от баронета до фабричного. Однако дворецкий, открывший ему дверь, дал понять, что хозяева предупреждены о визите, хотя и не испытывают восторга. Когда Солгрейв представился, он молча провёл его на второй этаж в гостиную.