Шрифт:
Добавим, что в политическом плане или в плане менталитета у жителей острова наблюдается смесь страха и сочувствия, и то, и другое выражено смутно: обоснованные страхи местных жителей перед угрозой дамокловой бомбы, всегда висящей над их головами, если они не идут правильным путем, смешиваются, очень часто у тех же самых людей, с неудержимым чувством этнической солидарности. Можно наткнуться на Подобие, если не на Аналог этого «дуалистического», но, однако, похожего отношения, если рассмотреть реакцию различных европейских наций, немцев, русских и др., несравнимо более многочисленных и живущих на большей территории, чем корсиканцы или баски, на тоталитарные движения 1930-х годов. Страх и сочувствие, боязнь и солидарность, главные слова уже существовали, но то, что имело национальный или опасный мировой масштаб, стало сегодняшним днем, и никто не выразит недовольства просто региональным или местным. Это уже не трагедия. Это уже драма, но и это слишком… Это мы хорошо увидели во время убийства, на самом деле трагического, Жана-Мишеля Росси в августе 2000 года в Иль-Руссе. По этому поводу можно констатировать, что было использовано огромное, не решаемся сказать, роскошное, число исполнителей: пятеро человек. Без масок (но, возможно, надевших парики, черные очки и фальшивые усы). В итоге, настоящий взвод для казни. Достаточно тяжелое вооружение. Настоящий арсенал. Жертва была не просто расстреляна, что было бы «нормальным» (!), но ее еще добили несколькими пулями в голову, как будто бы для того, чтобы в форме этого «контрольного удара» преподать ей урок. Личная охрана Ж.-М. Росси также была перебита. «Гориллы» тоже умирают, увы! Конечно, политическое или нет, но это всегда не только убийство с целью наживы, каких так много на континенте, и которое, возможно, «абсолютно глупо» исходит от преступных авторитетов, связанных с националистическими группками, оказавшимися под угрозой благодаря некоторым разоблачениям, сделанным в недавно вышедшей книге Росси, решившими таким образом показать пример, ожидая, в свою очередь, направленных на них самих репрессий. Но что, возможно, не всегда оценивают в достаточной мере, в том числе и в среде националистов и экстремистов, это эффект катастрофической картины, который это производит на пикардских ремесленников или фермеров из Нижней Нормандии. С другой стороны, им не всегда представляется случай оценить бесспорно прекрасную жизнь, которой наслаждаются независимо от этого случая люди. По-настоящему любящие Корсику, даже в таких обстоятельствах — эти люди могут быть уроженцами Корсики или туристами на один сезон, патриотами Франции (ну да, такие еще есть) или законченными автономистами. И что сказать, в свете недавних убийств, об этом Островитянине, которого сначала поставили на колени, потом связали, затянули веревками, и с которым затем хладнокровно расправились. Разве это не сюжет для медитации для добрых католиков из АХОП (Ассоциации христиан за отмену пыток)… Следуя судьбе, не всегда состоящей только из счастья и гармонии, мы отвернемся на мгновение от насилия, слишком часто направленного, если можно так сказать, против самого себя (террористы сами себя уничтожают, как на медленном огне), и запомним, почти заканчивая, в совсем другом ключе, как прошло одно из крупнейших событий в культурной жизни Корсики — открытие в 1990 году музея Феш в Аяччо, после более чем столетнего периода хаотичного хранения коллекции кардинала Феша, бывшего военного из интендантской службы французской армии и близкого родственника семейства Бонапартов («Император — буйный сумасшедший,» — сказал он в свое время о Наполеоне, в то время, когда удача начала отворачиваться от великой Империи, и она двигалась прямиком к катастрофе). Этот музей в Аяччо состоит, таким образом, помимо итальянской коллекции, начиная с конца XX века, из одной из самых лучших коллекций живописи полуострова, имеющихся в наши дни. Среди выставленных произведений можно вспомнить, для примера, среди «малых работ» франко-романского художника Сюблейра, восхитительного «Жоба», воплощающего собой тип старика, угнетенного и разбитого злой Судьбой.
Третье тысячелетие, или, если выражаться скромнее, XXI век, изменит ли он правила игры? На самом деле, корсиканский вопрос начиная с 2000 года остается под властью плана Жоспена, предполагающего новый статус для острова, в этом плане предоставляется больше автономии, чем в двух предыдущих (Миттерана и Жокса), и он может однажды привести при помощи великолепного Жозе Росси, к независимости острова. Тот же самый Жозе Росси желает, чтобы корсиканский статус распространился на все французские регионы [191] . Притом что многие из них этого не требуют! Зачем его им навязывать?
191
Figaro, 2000. 28 oct.
В этом деле Лионель Жоспен пошел против мнения и чувств подавляющего большинства министров и не только Жана-Пьера Шевенмана; также наперекор своим предыдущим мнениям, гораздо более сдержанным осенью 1999 года. Что двигало премьер-министром Франции в 2000 году, в данных обстоятельствах, неужели это была далекая идеологическая мотивация типа той, что была после шестьдесят восьмого года? На самом деле, нельзя полностью исключать, помимо президентских амбиций, которые лежат в глубине, и такого рода интерпретацию. В конце концов, право народов на то, чтобы самим распоряжаться своей судьбой, — это один из давних лакомых кусков в мыслях ультралевых сил, в данном случае сохранившийся даже у остепенившегося политика. Но это право народов, разумно ли то, что кто-то может захотеть применить его к населению Корсики, принадлежащему Франции, и которое в подавляющем своем большинстве (примерно 80 %) совсем не желает такого «применения»?
Одновременно историк и человек своей эпохи, гражданин мира, как и Европы, и француз, я обязан вынести о Корсике двоякое суждение: прошлое, на стоящее; или скорее суждение по фактам и оценочное суждение.
Лионель Жоспен, устремив свой взгляд на президентские выборы, которые идут выше идеологии, надеялся отныне выкроить себе Елисейский дворец на мертвом теле централизма. Нынешний глава государства, со своей стороны, следит своим взглядом за голубой линией социологических опросов и хранит, на сегодняшний день (сентябрь 2000 года), осторожное, даже шокирующее молчание, едва расцвеченное всеми цветами радуги призывами втихомолку к единству Республики. Даже само слово «нация», которое все еще время от времени употребляет Жоспен, больше не произносилось хозяином Елисейского дворца [192] .
192
По мнению двух журналистов, объяснение такого невмешательства и молчания со стороны президента связано с тем, что глава голлистского государства придерживался следующей идеи: «Лучше подождать, пока Жоспен сам запутается в собственной лжи и извлечь из этого выгоду, чем слишком рано встать на ясные и твердые позиции по этому вопросу», и такое установление позиций было тем более опасным, особенно профранцузских, что рисковало оказаться «отставшим от жизни» (sic). Что бы подумал на этот счет генерал де Голль, который в этих делах предпочитал вмешательство, ясное и твердое, в пользу национального единства, будь оно даже децентрализованным (Angeli С., Mesnier S. Chirac pere et fils. P.: Grasset, 2000. P. 150). Отметим, наконец, напоследок, что господин Жюппе предложил, как пишет «Monde» от 3 ноября 2000 года, организацию референдума на самой Корсике, чтобы островитяне могли высказать свое мнение, хотят они или не хотят оставаться в составе Франции. И наконец, в ноябре 1999 года Жак Ширак несколько отмежевался от проекта Жоспена и даже заговорил о «нации» (французской) и о ее желательном единстве.
Жак Ширак, тем не менее, говорил о «реформах», которые остается провести (?) на острове красоты. Однако, как мы уже говорили, было уже два постановления (Миттерана, затем Жокса, а потом и третье — Жоспена)! Левые силы их ратифицируют; а правые, мертвый динозавр в водном потоке, на них соглашаются или согласятся во время последующей фазы сосуществования.
Проблема не в том, чтобы реформировать, а в том, чтобы применить два первых постановления, поддержать то, что может в них быть республиканского порядка, дать, наконец, слово корсиканскому народу, местному большинству, а не тем, кто подкладывает бомбы; те поддерживают взаимное укрывательство сообщников, и им наплевать на эффективную, но молчаливую враждебность, на самом деле, профранцузскую, которую питает к ним большинство островитян.
Нужно ли напоминать о том, что Корсика — это не Алжир, ни в демографическом плане, ни, естественно, в культурном? Что это французский регион со своими неповторимыми чертами? Что настоящими языками островной культ уры являются не разнообразные диалекты, как бы ни были они достойны уважения, конечно, объединенные в искусственный язык, объявляющий себя полуостровным, но в самом деле, как напоминал еще недавно Анджело Ринальди, самый крупный писатель современной Корсики, два языка основной культурной традиции этого региона — это, как известно, итальянский и французский. Стоит ли также напомнить, что различные неприятные проявления, взрывы, могут рассматриваться с benign neglect (бдительным благодушием, скажем мы), дорогим в англо-саксонских странах? Так, чтобы не было необходимости, для того, чтобы создать себе образ перед президентскими выборами и выставить себя миротворцем, создавать необратимые ситуации, предшествующие независимости, пагубные для всех, как островитян, так и жителей континента; они будут выгодны только для сообщества смутьянов и убийц, без колебаний размахивающих автоматами.
Твердая линия поведения испанского правительства Хосе-Мария Аснара перед лицом ситуации с басками, не в пример более серьезной, могла бы послужить примером для наших руководителей. Иберийские баски убивали других, а корсиканцы убивают друг друга. Корсиканское «движение», в своей экстремистской, даже террористический версии, — типичная операция «volkisch» (I Francesi fora; Французы — вон). Операция чисто этническая, замкнутая практически полностью в самой себе, без «прогрессистских» характеристик, если мне можно снова воспользоваться этим термином на достаточных основаниях, если это не законное стремление к децентрализму, которое, в данных обстоятельствах, уже широко утвердилось на деле…
И однако, независимость Корсики, возможно, предсказана светилами в час, когда националистическая коалиция «Unita», близкая, в частности, к Жану-Ги Таламони, решила объединить разнообразные движения, ее формирующие, в единую партию [193] . Внутреннее давление на самом острове, каким бы меньшинством оно ни оказывалось, остается активным; попустительство со стороны континентальных политиков и усталость французского общественного мнения. Раймон Арон говорил о независимости Алжира, что она была одновременно абсурдной и необходимой. Независимость Корсики остается не менее абсурдной, но, кто знает, неизбежной или роковой [194] …? Допустим просто, что в случае, если будет принят проект Жоспена, следует его применять, принося как можно больше пользы или как можно меньше вреда интересам острова и континента, приведенным к таким общим знаменателям, как Франция и Европа. Нужно будет делать хорошую мину при плохой игре… Это, плюс к тому, решение, которое явно принимают политические деятели, как кажется, сильно умеренной направленности, такие, как Камиль де Рокка-Серра и Жан Баджиони, первый из них являлся президентом группы RPR, а второй — президентом исполнительного комитета Корсиканской ассамблеи, на ноябрь 1999 года [195] . Добавим, что в течение этого времени жизнь настойчиво продолжается на острове, простая и мирная: 27 ноября 2000 года Жан-Франсуа Лючиани, один из «столпов» националистической поддержки в дискуссиях с правительством Жоспена, был арестован и заключен под стражу за «соучастие» в двойном террористическом акте против местных DDE и URSSAF, в Аяччо 25 ноября 1999 года. Два других деятеля из организации «Corsica viva», где г-н Лючиани был одним из главных ответственных лиц, господа Фьеши и Орландетти, были заключены под стражу по тому же делу за «сообщничество в совершении террористического акта» («Монд», 29 ноября 2000 года).
193
Этот вопрос был поставлен на собрании в Корт, проходившем в середине октября 2000 года («Monde», 2000. 17 oct.).
194
Процессы, которые могли к этому привести, достаточно неоднородны. Поскольку, как хорошо написала Шанталь Дельсоль, — я процитирую приблизительно: «Если бы сегодня организовали референдум, было бы очень сомнительно, чтобы французы с континента потребовали предоставить Корсику ее собственной судьбе, если бы корсиканцы потребовали бы того, чтобы остаться в составе Франции» (Figaro, 2000.14 oct.). Решимся ли мы сказать, что «в данном случае превалирует принцип материального интереса? В конце концов чехи без особых угрызений совести расстались со Словакией, отстающей в развитии провинцией, которая им дорого обходилась и препятствовала вхождению их в клуб для богатых, которым является единая Европа. Французы считают, что Корсика им обходится слишком дорого. Корсиканцы, за исключением смутьянского меньшинства, хорошо знают, что континент сильно улучшает их уровень жизни за счет поставок через море…». Таким образом, мы присутствуем при пантомиме двух музыкальных стульев между островом и континентом.
195
Figaro, 1999. 25 oct.