В целом, завоевание Англии только началось. На большей части земель к северу от Темзы не было ни нормандской администрации, ни нормандских замков и землевладельцев, и все эти области, по большому счету, продолжали жить прежней жизнью, как и до Гастингса. Вместе с тем, коронация Вильгельма имела большое общественное значение: из завоевателя с сомнительными претензиями на престол он превратился (формально) в законного монарха, коронованного английским епископом (Элдредом), в присутствии многих английских магнатов. Следовательно, сопротивление ему могло теперь квалифицироваться как бунт, мятеж, даже будь оно на деле и патриотическим движением [353] .

Характеризуя в целом первые месяцы правления Вильгельма в Англии, можно уже отметить все характерные черты нормандского режима в будущем: земельные конфискации у тех представителей англосаксонской знати, кто как-либо выражал свою нелояльность новому королю, передача этих земель франко-нормандским воинам и колонистам, повсеместное строительство замков в качестве оплота военно-административной системы. За всем этим прослеживалась реальная цель Вильгельма — не вести этническую войну (для чего вряд ли хватило бы сил и средств), а стать правителем именно английского народа, подобно Кнуту, хотя и с опорой на нормандскую элиту. Правда, Вильгельм сурово подавлял всякое сопротивление, не считаясь с жертвами, но здесь, по выражению Адама, «верность, а не национальность» была главным критерием для Вильгельма [354] .

После коронации он остановился в Баркинге (Эссекс), куда с изъявлениями покорности приходили многие англосаксонские магнаты, в том числе Эдвин и Моркар. Те же, кто не желал признать хотя бы формальный вассалитет от нового короля, автоматически попадали в разряд врагов, ставя себя вне закона. Север и Запад Англии Ордерик Виталий относит к «диким людям» именно на таком основании [355] .

Между тем, 21 февраля 1067 г. Вильгельм уехал в Нормандию, взяв с собой целую делегацию видных англосаксонских вельмож и прелатов — Эдвина, Моркара, архиепископа Стиганда, Вальтьофа, и др., с целью ознакомления их с родиной нового монарха и укрепления связей между английской и нормандской элитами. (Регентом на нормандском престоле в отсутствие Вильгельма в 1066 г. был Роджер Монтгомери) [356] . Вообще, такие поездки на континент в последующие годы Вильгельм предпринимал неоднократно — к этому обязывал статус государя земель по обе стороны Ла-Манша. Лойн указывает 10 подобных поездок с 1067 по 1087 г., причем некоторые длились по году [357] . Во время первой поездки, проходившей с февраля по декабрь 1067 г., поднялась первая серьезная волна недовольства в Англии, положившая начало активному сопротивлению англосаксов как таковому. Причиной этого недовольства источники в один голос называют многочисленные насилия и беззакония, допущенные заместителями Вильгельма — Одо из Байе и Гийомом фиц-Осберном — якобы в нарушение тех справедливых законов и порядков, которые только-только установил новый король [358] . Похоже, именно отсюда стартовал миф о «добром короле» — «защитнике народа», и «злых баронах» — «угнетателях народа», свойственный историографии даже XIX в. Тезис более чем сомнительный. Скорее можно говорить о том, что сравнительно небольшие бесчинства, неизбежные на любой войне и сдерживавшиеся при необходимости железной рукой Вильгельма — не из заботы о народе, разумеется, а для создания репутации — например, запрет войскам грабить население [359] , — сменились в его отсутствие более явными и открытыми беззакониями по отношению к англосаксам, что закономерно привело к возмущению на местах. Вряд ли могло быть так, что после коронации Вильгельма все на два месяца утихло и обратилось в покой и благодать, чтобы потом вдруг взорваться. «Спокойствие» января-февраля 1067 г. скорее было следствием военного поражения англосаксов, и все это время подспудно происходило осознание случившегося и накопление сил для реванша, пускай стихийного и разрозненного. Это выглядит более правдоподобным, чем миф о «справедливом» правлении.

К сожалению, досконально точно установить хронологию последующих событий возможно не всегда, так как поздние англо-нормандские источники, отличающиеся крайне подробным описанием событий, хронологией как раз пренебрегали.

Итак, в 1067 г. ряд волнений вспыхнул в разных районах Англии. Что интересно, первая из этих «смут» произошла в фактически автономной Нортумбрии, никак не испытавшей на себе тягот нормандского вторжения; до 1068 г. на ее землю вообще не ступал нормандский воин. Перед отъездом Вильгельм в подтверждение своей политики чисто формального вассалитета Нортумбрии назначил на пост эрла ее северной части (Берниции) Копсига — родича и соратника покойного Тости. Вильгельм полагал, что назначение англосакса на этот пост привлечет симпатии северян. (Моркар, видимо, оставался эрлом Дейры — Йоркшира). Но вышло иначе. Прежний местный эрл Освульф из династии эрлов Берниции, не явившийся с присягой к Вильгельму и потому считавшийся как бы вне закона, 11 марта 1067 г. убил со своими людьми Копсига и его приближенных, показав, кто обладает реальной властью на Севере [360] . Впрочем, все это укладывалось в рамки местной политической традиции, как и восстание 1065 г. (см. выше); доказательство тому — судьба самого Освульфа, убитого разбойниками, без какой-либо политической подоплеки, несколько месяцев спустя, после чего эрлом Берниции стал племянник прежнего шотландского короля Дункана Госпатрик, купивший этот пост за деньги (в дальнейшем — видный деятель англосаксонского сопротивления). Что касается причин убийства Копсига, то, помимо традиционной неприязни к ставленникам Лондона (или Винчестера — одним словом, центра), Кэпелл указывает стремление Копсига присоединить к Берниции и Дейру (Йоркшир), постоянно отпадавшую, невзирая на прежние усилия эрла Сиварда; таким образом, Копсиг нарушил местный политический расклад, за что и поплатился [361] .

Более серьезные эксцессы начались в Западной Мерсии, в Херефорде, где летом 1067 г. возникло крупнейшее партизанское движение, три года державшее под контролем не только это графство, но подчас и всю уэльскую границу. Во главе этого движения стоял англосаксонский феодал Эдрик по прозвищу «Лесник», которому нормандцы, в свою очередь, дали кличку «Дикий» за его упорное сопротивление. Эдрик в свое время, как и Освульф, не принес присягу Вильгельму, поэтому его земли подлежали конфискации в пользу Ричарда фиц-Скроба — нормандского наместника в Херефорде. Однако все попытки последнего овладеть землями Эдрика встречали активный вооруженный отпор, в результате которого гарнизон Херефорда нес ощутимые потери. Пользуясь пограничным положением своих владений, Эдрик в августе 1067 г. заключил союз с уэльскими князьями Бледдином и Риваллоном (сводные братья покойного Гриффита ап-Ллевелина, соответственно князья Гвинедда и Поуиса); поскольку свои княжества они получили из рук Гарольда в качестве вассалов, они охотно поддержали Эдрика, в результате чего движение приобрело широкий масштаб, и повстанцы при поддержке валлийцев стали делать набеги в соседние графства (Вустер, Глостер, и др.). Первую крупную вылазку они совершили 15 августа 1067 г., «опустошив», по словам летописца, графство Херефорд. С тех пор сопротивление на западной границе приобрело наступательный характер, стало постоянной угрозой для нормандского господства здесь [362] .

Следующее крупное восстание произошло также летом 1067 г. в Кенте, где местные повстанцы призвали на помощь континентального феодала, графа Эусташа Булонского, мужа сестры Эдуарда Исповедника Годы — с целью взять Дувр. Это был первый случай обращения англосаксов (в борьбе с нормандцами) к дальним, «неостровным» соседям, что позже станет нормой. Но Кентское восстание быстро окончилось неудачей. Эусташ высадился близ Дувра, объединившись с кентцами, но Дувр был сильно укреплен, будучи традиционным морским форпостом Англии, и взять его с налета было невозможно. Тем временем гарнизон Дувра во главе с Одо из Байе — новым эрлом Кента — совершил вылазку и наголову разбил повстанцев, понесших большие потери. Эусташ бежал восвояси и, что интересно, в 1074 г. принес оммаж Вильгельму, став его верным сподвижником [363] . Кентское восстание было, по-видимому, обречено, так как Кент входил в число первых захваченных Вильгельмом земель в Англии, и все земельные конфискации с сопутствующей сменой элиты, репрессиями, да и потери при Гастингсе сводили шансы местной военной знати к нулю.

По-видимому, декабрь 1067 г. ознаменовался началом еще одного крупного регионального движения такого рода — Эксетерского восстания. Мы говорим «по-видимому», так как хронология этого события на редкость скудна, а подавление восстания однозначно относится уже к весне 1068 г. Причины восстания видятся куда более конкретными, нежели абстрактное «недовольство». По сообщению хрониста, вернувшийся в декабре 1067 г. в Англию Вильгельм «наложил на англов непосильный налог» [364] — возможно, в качестве наказания за выступления в его отсутствие, а возможно — просто из соображений финансовой необходимости. Эксетер же был центром доселе не завоеванного Юго-Запада, признавшего зависимость от Вильгельма только на словах. Местная городская верхушка, по мнению Фримена, вынашивала планы превращения Эксетера в своего рода автономную городскую республику, связанную с королем только формальным вассалитетом и уплатой налогов в казну королевства [365] . Кроме того, Эксетер с округой относился к бывшему домену Годвинов, посылал людей под Гастингс, и антинормандские настроения были здесь пока сильны. В Эксетере укрывалась мать Гарольда Гита и его сыновья, и многие знатные англосаксы из числа участников битвы при Гастингсе [366] . Все это придавало движению патриотическую окраску (если, конечно, иметь в виду региональный, местный «патриотизм»).

Вместе с тем, восставшие в своих требованиях не пошли дальше именно отстаивания местных прав и свобод; собственно патриотическая идея не могла получить здесь развития, как и во всех последующих движениях, так как психология «регионализма» господствовала над ней. Эксетерцы требовали права «не подчиняться королю в своих стенах» (то есть, самоуправления) и «платить налоги по старому обычаю» [367] . И все. Вполне понятно, исходя из этого, почему Эксетер остался в одиночестве, и просьбы о помощи у других областей не дали результатов; вряд ли кому-то еще хотелось сражаться за локальные интересы Эксетера. В этих условиях падение Эксетера стало делом времени; он сдался Вильгельму весной 1068 г. после 18-дневной осады, несмотря на относительно упорное сопротивление в ходе этой осады [368] . Покорение Эксетера, принесшего королю соответствующую присягу, открыло дорогу нормандцам к завоеванию всего Юго-Запада. В противном случае, по мнению Фримена, имелась все-таки перспектива образования княжества на территории Девона и землях корнуэльских кельтов, во главе со знатью Эксетера [369] . Собственно, благодаря эксетерскому походу Вильгельма, Корнуолл впервые был окончательно подчинен английской короне, предвосхищая судьбу других кельтских окраин (прежде всего Уэльса). Любопытен факт, что Юго-Запад заселялся в основном бретонскими колонистами и баронами, близкими к местным бриттам своими этническими корнями [370] .