Звонница храма была выстроена заново. У низенькой матери все не получалось ударить в колокол так, чтобы он зазвучал как следует.

— Матушка, здесь нужно умение. Давайте вместе. — Тиэко положила ладонь на руку матери, и они толкнули деревянное било. Колокол громко зазвенел.

— И правда! — радостно воскликнула мать.

— Это что! Вот когда умелой рукой ударяет монах, колокол действительно звучит громко и долго, — засмеялась Тиэко.

Охваченная воспоминаниями, она шла по тропинке к храму Нономия. Еще в не столь отдаленные времена об этой тропинке писали, будто «вступаешь под сень бамбуковой рощи». Теперь от рощи не осталось и следа. К тому же сюда отчетливо доносились зазывные голоса торговцев из лавчонок, появившихся перед храмовыми вратами.

Но сам этот скромный храм нисколько не изменился. В былые времена, о чем упоминается и в «Повести о Гэндзи», здесь находилось святилище, где невинные и непорочные дочери императора перед тем, как посвятить себя служению в храме Исэ дзингу, в течение трех лет должны были совершать очистительные омовения.

Тории из бревен, с которых не снята кора, и необычный плетень — достопримечательности Нономия.

Если от него пройти чуть дальше по тропинке, открывается чудесный вид на гору Арасияма.

Перед мостом Лунной Переправы у сосновой аллеи Тиэко села в автобус.

Как рассказать матери об отце? Мать такая чувствительная… — раздумывала она по дороге.

Многие постройки в районе Накагё еще до революции Мэйдзи сгорели по недосмотру во время праздников огня или при жарке тэппояки [18] . Не избежал пожара и дом [19] Такитиро.

Поэтому, хотя в округе и сохранились дома старинного киотоского стиля с покрашенными индийской охрой решетками и оконцами с частым переплетом на втором этаже, этим постройкам не более ста лет.

Изображение бога Дзидзо позади лавки Такитиро, как говорят, осталось в целости после пожара. Такитиро и теперь сохранял лавку в прежнем виде: то ли ему претила всякая перестройка, то ли не хватало денег, поскольку торговля шла не слишком успешно.

Тиэко подошла к дому и отворила решетчатую дверь. Отсюда внутренняя часть их жилища просматривалась на всю глубину.

Ее мать сидела за отцовским столом и курила. Подперев левой рукой щеку, она низко склонилась над столом, и Тиэко сначала показалось, будто она что-то пишет, но стол был пуст.

— Вот и я, — сказала Тиэко, подходя к матери.

— А-а, Тиэко, устала, наверно? Как там отец? — спросила она, очнувшись от задумчивости.

— Я купила для него тофу, — сказала девушка, стараясь выиграть время для обдумывания ответа.

— В харчевне «Морика»? Ты отварила его? Отец, должно быть, обрадовался…

Тиэко кивнула.

— Как на Арасияме?

— Полно людей.

— Отец проводил тебя до Арасиямы?

— Нет, настоятельница ушла, и ему не на кого было оставить храм… Отец занимается каллиграфией, — ответила наконец она на первый вопрос матери.

— Каллиграфией? — без особого удивления переспросила Сигэ. — Когда выводишь иероглифы, душа успокаивается. Знаю по себе.

Тиэко поглядела на белое, с тонкими чертами лицо матери. Оно было неподвижно, и девушка не могла догадаться, о чем та думает.

— Тиэко, — тихо сказала Сигэ, — ты вовсе не обязана унаследовать наше торговое дело.

— …

— Если пожелаешь выйти замуж, мы мешать не станем.

— …

— Ты слушаешь меня?

— Матушка, почему вы об этом заговорили?

— В двух словах не объяснишь. Твоей матери уже за пятьдесят. Прежде чем говорить, она думает.

— Вы хотите закрыть дело?.. — На прекрасных глазах девушки выступили слезы.

— Ну, так уж сразу. — Сигэ улыбнулась. — Тиэко, ты серьезно говорила о том, что не хотела бы заниматься нашей лавкой? — В негромком голосе матери вдруг послышались суровые нотки. Тиэко подумала, что ей лишь показалось, будто она минутою раньше видела улыбку матери.

— Серьезно, — ответила она, чувствуя, как тоска пронзает ей сердце.

— Отчего такой убитый вид? Я на тебя не сержусь. Ты ведь и сама понимаешь, кому тоскливей: юной, которая говорит, или пожилой, которая слушает.

— Матушка, простите меня.

— Прощай не прощай — делу не поможешь! — На этот раз Сигэ рассмеялась от души. — Тебе, наверное, кажется, что я себе противоречу?..

— Я и сама не пойму, что наговорила.

— Человек по возможности не должен менять раз высказанное мнение. Это касается и женщин.

— Матушка!

— Отцу ты ничего не сказала?