Но наступил однажды вечер. В своих теремах по всему городу суетились люди, готовились к предстоящему ужину. Дворовые люди хорохорились, затаскивая в терема бадьи с водой и с песком. А кто его знает – опрокинет кто плошку с маслом и еле коптящим фитилем – и всё! Всё, прощай, Русь! Хоть и были уже пожарные дружины, но всё-таки как-то боязно было жить в деревянных хоромах с соломой и сеном по всем углам. Потому князь лично блюл меры противопожарной безопасности. Посчитав на пальцах обеих рук девок, с которыми у него были назначены свидания в его опочивальне, он с грустью понял, что на всех его не хватит. Огорчившись окончательно, Владимир попёрся в полутёмных коридорах и переходах своего дома к себе в опочивальню. Не дошел… Какие-то странные отблески света, переливавшиеся и смешивавшиеся с закатными лучами солнца, струившимися сквозь немногочисленные окна и оконца, затянутыми заморскими слюдяными пластинами, насторожили его. Он скинул сапоги и, взяв их в руки, на цыпочках подкрался к двери и заглянул в щель. Увиденное его смутило. Какие-то полупрозрачные ткани свешивались с потолка и шевелились от сквозняка. Перед открытым самым большим окном (мало того что окна были разных размеров, так они ещё и на разных уровнях были) стояла женщина в одежде. Опять холодок по спине заставил князя вздрогнуть и вспотеть. Опять бабушка…

– Ты? – охрипшим голосом обратился к ней Владимир.

– Да, внучек, не пугайся, – еле слышно прошелестел голос «княгини Ольги». – Вот беспокоить тебя приходится. Но ты меня не бойся. Мне разрешено в плоть чужую своим духом входить.

– Кем разрешено? – с отвисшей челюстью попробовал уточнить Владимир.

– Господом нашим всесущим! – перекрестилась «княгиня» левой рукой, отталкивая от себя Владимира.

– Ты че, с ним разговариваешь? – ещё больше удивился князь.

– В душе… – кивнула «княгиня» и, заметив лёгкое недоверие, мелькнувшее на лице Владимира, улыбнулась и объяснила: – А ты разве не умеешь мыслить, разговаривать в себе, не раскрывая рта?

– В чужую плоть? – призадумался Владимир и, как бы извиняясь, с сомнением уточнил: – Это как?

– Я могу тебе напомнить, рассказать то, что известно только нам двоим. Особенно про то, что случалось, когда ты ещё был маленьким. Намекни только, про что ты хочешь вспомнить, и дальше я расскажу. Ведь у нас с тобой было много тайн, даже матушка твоя Малуша о многом не знала.

– Левый сапожок… – Владимир пристально взглянул на «бабушку» и повторил: – Левый сапожок.

– …синенький, что я тебе нарядила. И который ты потерял, когда по снегу удирал от чужих собак? А ты соврал, что тебя какие-то разбойные люди хотели раздеть?

– Боярин Гонта? – с еле скрываемым чувством человека, столкнувшегося лицом к лицу с подлинным чудом, прохрипел Владимир.

– Нехорошо было прятаться за дверью, когда его палач к правде призывал. Ты у меня тогда от страха под подол полез и зубами в мою ногу вцепился, – не торопясь, ответила Владимиру «княгиня», ожидая дальнейшие вопросы.

Владимир, еле сдерживаясь от волнения, задал ещё один вопрос, не спуская изумленных глаз с бесстрастного лица «бабушки»:

– Што было на масленицу в год, когда ты умерла?

– Ты в первый раз залез на девку, которую я потом отхлестала кнутом, а ты заступаться за неё стал… И никто, кроме нас троих, об этом не знал. Это ведь ты её уговорил тайком спуститься под клеть. И дверь запер. А там тайный ход был, откуда я и зашла. Ты тогда даже не знал, что с девкой делать-то надо. Просто привык подглядывать за взрослыми и подражать им. А сам был ещё почти младенцем… – «княгиня» помолчала немного и добавила: – И никто об этом не узнал.

– Тогда скажи, куда сундук пропал красный в узорах? – смущенно улыбнувшись, задал ей следующий вопрос Владимир.

– Прими веру нашу, узнаешь… И дня не пройдёт, как он вернётся к тебе… – успокоила Владимира «княгиня» своими ровными интонациями хрипловатого голоса.

– Полным? – недоверчиво улыбнулся Владимир.

– Да… А ещё подумай о женитьбе. О настоящей женитьбе.

– О чём? – окрысился Владимир, сумрачно взглянув на «бабушку».

– О женитьбе, Володя, о женитьбе. Дочка есть у базилевса, краса, говорят, неписанная, не то, что твоя Рогнеда, а там ещё и Анна – сестра базилевса. Ещё краше, говорят… – сообщила Владимиру о своих планах «княгиня Ольга».

– Рогнеду не замай, бабуля! – насупился Владимир. – Не замай, добыча она моя.

– Я не о том… Я же тебе добра желаю. Что тебе с Рогнедой? И сынок у неё не от тебя, а от твоего братца… Где она сейчас? – примирительно улыбнувшись, сверкнула глазами «княгиня».

– Запоздал я тогда немного с её тягой к мужикам, с кем не бывает? – вздохнул Владимир. – А она счас в отдельном тереме… Под присмотром. Вот выбрать город надо, острог построю для неё и поселю её там… – рассудительно объяснил судьбу выбранной им жертвы Владимир и замолчал, заново переживая свои обиды.

– А Анна ждёт… ждёт… – покачала головой «княгиня».

– Ково ждёт?

– Судьбы своей, судьбы. Я вот тоже ждала и дождалась… Как на веку мне написано было, так и дождалась… – улыбнулась «княгиня» и покачала головой. – И она ждёт… Ты вот как-то не понимаешь, чего от власти твоей Русь требует.

– И чево ж она требует? – положив руку на плечо «княгине» и заглядывая ей в глаза, спросил Владимир.

– Породниться, Володя, породниться с… базилевсом. С самим базилевсом!

– Зачем? – спросил Владимир, продолжая незаметно, как ему казалось, ощупывать плечо «княгини».