Он оказался на удивление легким – скорее как кусок пробки. Я поднял его с земли, как котенка, и держал на расстоянии вытянутой руки. Затем я вдруг понял, что поступаю несколько необычно, и отпустил его воротник. Он вскочил на ноги, как кошка.

Я ожидал гнева, но он только нетерпеливо сказал:

– Не делай этого – не лучше ли помочь мне с поисками? – как будто речь шла об обычном явлении.

Странность всего этого навалилась на меня с новой силой, я чувствовал себя как во сне. Я нагнулся и помог ему в поисках. Но это было бесполезно. Маленький цилиндрик стелларита, казалось, исчез.

Внезапно Лоуренс поднялся на ноги, его лицо, чьи многочисленные морщины еще мгновение назад подергивались от смешения триумфа и отчаяния, было очищено от эмоций, как чистый лист, с которого стерли все знаки.

– Пойдемте, мистер Данбар, – тихо сказал он, – пора бы уже обратить внимание на ваши руки. Вы, Джонсон, Дюкирк, продолжайте поиски. Но, боюсь, это бесполезно, ребята. Чан с кислотой слишком близко.

– Вы думаете…

– Боюсь, что он в него укатился, – сказал он.

Я молчал, смутно сознавая, что стою, как бы внутри кольца какой-то великой катастрофы, влияние которой, едва достигая меня, захватило в свой водоворот этого маленького морщинистого человека.

Я последовал за ним в небольшой кабинет, выходящий в лабораторию, он был оборудован, как кабинет врача, со шкафом блестящих инструментов. Он объяснил мне его удобство, пока перевязывал мои руки со всей искусной нежностью опытного хирурга.

– В таком месте, как мое, всегда происходят несчастные случаи, – заметил он, кивнув головой в сторону лаборатории.

– Я бы хотел, чтобы вы сказали мне, что я натворил, – сказал я наконец, когда все было кончено.

Я не чувствовал ни слабости, ни желания отдохнуть, что было странно, учитывая пережитое волнение и недавнюю болезнь.

– Две вещи, если быть кратким, – ответил он, улыбаясь, как мне показалось, довольно грустно. – Вы случайно наткнулись на потрясающий факт, и в то же время, боюсь, уничтожили все результаты, которые могли бы вытекать из этого факта.

Я уставился на него недоумевая.

– Вы только что подняли меня, как перышко, – произнес он внезапно. – Возможно, вы думаете, что я мало вешу – я ведь не гигант. Дюкирк, – позвал он, – подойди на минутку, пожалуйста.

Появился Дюкирк, очень крупный мужчина, сплошные мускулы. Я сам ростом до шести футов и довольно широк в плечах, но этот парень мог бы превзойти меня на добрых три дюйма в любом из направлений.

– Конечно, ты не можешь работать руками, – сказал мне Лоуренс, – но просто наклонись и вытяни руку, ладно? А теперь, Дюкирк, садись на его руку. Вот так. О, не бойся, он может держать тебя крепко. Так я и думал!

Мы оба повиновались ему, я – с некоторым сомнением, канадец – со стойким безразличием. Но каково же было мое изумление, когда я увидел, что этот огромный человек на самом деле почти ничего не весит.

Я поднялся, вытянув руку, с совершенной легкостью, а этот парень сидел, неуверенно вытянувшись, с открытым ртом и глазами, устремленными на хозяина почти по-собачьи.

– Из чего вы все сделаны? – воскликнул я. – Из пробки?

Я опустил руку, ожидая увидеть, как он упадет, словно перышко, но вместо этого он упал с грохотом, от которого содрогнулся дом, и лежал минуту, яростно ругаясь.

Затем он торопливо поднялся на ноги и отступил за дверь, глядя на меня до последнего, а его язык, я полагаю, совершенно бессознательно, выпустил на волю такие слова, которые могли бы сделать честь лодочнику на канале.

– Что с вами со всеми, – воскликнул я, – или, – мой голос упал при этой мысли, – со мной?

– Садитесь, – сказал Лоуренс. – Не теряйте голову.

Его глаза расширились, и странные оттенки, которые я иногда замечала, пылали в их глубине. Его морщинистое лицо было почти прекрасным в своей живости, освещенное как огнем изнутри.

– В этом нет ничего удивительного или чудесного – это простое действие определенного закона. Теперь послушайте. Когда мы узнали, что Ла Дуэ упал (этот дурак пытался пройти по настилу, проложенному над смертельной ловушкой, чтобы не идти в обход мастерской – за это он хорошо отплатил испугом), я передал вам цилиндр стелларита. Я не положил его на свой рабочий стол, потому что тот сделан из алюминия, а этот цилиндр не должен соприкасаться ни с каким другим металлом, по той простой причине, что стелларит настолько сроднился со всеми другими металлами, что прикосновение к одному из них означает его поглощение. Все его отдельные молекулы взаимопроникают, или ассимилируют, и у стелларита исчезает его "индивидуальное начало". Поэтому я отдал его вам, поскольку мне нужны были свободные руки, и побежал вниз к чанам вместе с вами по пятам. Признаюсь, я никогда не был бы так неосторожен, если бы не позволил себе излишне взволноваться из-за вопроса жизни и смерти.

Он с сожалением сделал паузу.

– Однако, продолжим. Вы по какой-то причине схватились за рычаг динамо-машины очень большого напряжения и запустили механизм во вращение, одновременно наступив на пластину ее основания. Теперь, при обычном ходе вещей, вы, вероятно, лежали бы сейчас вон на той кушетке – мертвый!

Я посмотрел на диван с внезапным интересом.

– Но это не так.

Я пробормотал, что это действительно так.

– Нет, вместо того, чтобы молния выжгла из вас жизнь, вот так, – он мелодраматично щелкнул пальцами – она прошла прямо через ваше тело в цилиндр стелларита, который, завершая цепь, послал ток обратно через вашу грудь, но с совершенно другим свойством.