— И как я жил-то без тебя два года? Или полтора, напомни?

— Кажется, два, — улыбаюсь, и он принимает мой блеф на веру.

Вообще-то я и сама всегда воспринимала нашу разлуку двухлетней. Беременность — один год, одиннадцатимесячная дочь — второй. Но если он начнет считать, ему быстро станет ясно, что там все чертовски плохо сходится. Надежда одна — на мужиков, которые ничего считать не станут.

Мы выходим из отеля, а я в это время изучаю планер, привычно устроившись за спиной у Руслана. Я иду ему след в след, не глядя на дорогу, будто ничего не изменилось.

Это было какое-то абсолютное доверие. Я писала на ходу электронные письма, сообщения, делала звонки, заполняла планер. Руслан любил все написанное от руки, считал, что в этом больше правды, а я делала электронные дубликаты, на случай пролитого на блокноты кофе.

— Клиент готов, — улыбается мне через плечо Руслан, а я по инерции склоняюсь над планером в поисках раздела «Клиенты». — Ты чего?

— Блин, прости, — меня пробирает смех. Мы оба хохочем, давимся, чтобы не разбудить Аленку.

— Руслан... Игоревич? — напротив нас на дорожке парка, прилегающего к отелю, стоит Ира. В очках, купальнике и легком платьице. Только что с пляжа.

— Ира? Вы не работаете? — он говорит насмешливо. Ира сверлит меня ненавидящим ледяным взглядом.

— А вы и...

— У меня выходной, но у вас — рабочий день, будьте на связи. И перенесите Старикова на сегодняшний вечер в гастробар «Рога и Уши».

— Ой, как хорошо, я как раз его не успела отменить! — она радостно улыбается, будто только что Руслану звездочку с неба достала.

— То есть Стариков бы приехал сегодня на другой конец города, из-за того что вы его забыли отменить?

— Ты разбудишь Алену криками, а еще никак нельзя прекращать движение, не терроризируй девушку, — я пихаю Руслана бедром и берусь за ручку коляски.

О. Мой. Бог.

Она катится будто сама. Нет уж, теперь я за рулем, потому что это очень круто. Я и не думала, что от цены настолько сильно что-то зависит, а оказывается — вон оно что.

Оставляю Руслана и Иру позади не в силах избавиться от мысли, что я лучше этой его блондинки. На кой черт он вообще ее взял?

А еще мне безумно нравится быть дерзкой и язвить. Раньше я бы и рта не раскрыла, а сейчас сменились приоритеты, жизнь совсем другая, так почему бы и нет?

— Алиса, — Руслан догоняет, протягивает мне стакан лимонада, свой ставит в подстаканник. — Я за руль.

— Нет уж! — мы боремся, пока не становится слишком шумно и Руслан не сдается.

— И что же с вашим этим отцом Аленки?

— Ничего, я же говорила.

— Значит, та наша ночь была ошибкой? — у меня лицо заливается краской.

Он так просто говорит о нашей ночи, что это меня обезоруживает.

— Я вас расстроил? Что-то не так?

— Нет, просто... мы можем это не обсуждать?

— Почему?

— Да, наша ночь очевидно была ошибкой. Вам не за что извиняться, и если все это, — я киваю на коляску, — чтобы попросить прощения...

— Я не прошу прощения за хороший секс, а я уверен, он был очень даже ничего.

Какой хам, божечки.

— Тогда что вы...

— Мне жаль, что я не знал твоего имени. Это, пожалуй, моя большая ошибка. Прости. Ты достойна чего-то большего, чем Алина-мышка.

— Поздновато догадались.

Он кивает.

— Знаешь, в какой-то момент я подумал, что Алена моя.

— Какая чушь, — я заливаюсь самым фальшивым смехом в мире. — Если вы можете заподозрить, что у вас есть ребенок от единичной связи, сколько у вас их должно быть по миру?

— Ни одного, — неожиданно серьезно говорит Руслан. — Я вроде как не уверен, что вообще могу иметь детей. Да я и не хотел никогда, а когда узнал, что не могу — захотел. Смешно. Прости, это так самонадеянно.

— Очень, — тихо отвечаю ему.

Как хорошо, что он поднял эту тему, как же хорошо.

Я не могу сказать, что боюсь. Не могу сказать, что вижу как Руслан забирает у меня ребенка. Он кажется таким милым, но что с ним станет, когда узнает правду? Нет.

А если я останусь на улице? Если все станет еще хуже, а его командировка закончится и он уедет?

— Что бы ты сделал, если бы Алена оказалась твоя? — я все еще смеюсь, хожу по краю со своими смелыми вопросами.

— Никуда бы не отпустил, — мечтательно улыбается он. — Мое — значит мое.