— Сам отравляйся этим пойлом, я же не собираюсь отказываться от вина, — отклонил предложение Кыржэ. — Тебе хочется отрезветь, мне, наоборот, добавить. Чтобы как следует отдохнули нервы.

— Опять раскалывается голова? — сочувственно проговорил кельнер.

Вместо прямого ответа эксперт с досадой махнул рукой.

— Мне нравится ставить в тупик этих арийцев — считают, что у меня каменная голова! Так пусть же разуверятся. Хоть в чем-то можно доставить себе удовольствие?

Он вытащил из портсигара сигарету и, разорвав ее пополам, одну половину положил назад, к остальным. Отказавшись прикурить от зажигалки Тудораке, сам чиркнул спичкой и, закурив, подержал спичку перед глазами, пока она не обуглилась.

— В нашем деле тоже есть мелкие жулики, хотя больше — да будет тебе, орангутангу, известно — гангстеров! В то время как… — Он отхлебнул из стакана, глубоко затянулся и, выдохнув дым, стал заинтересованно следить за тем, как расплывается прозрачно-голубоватое облачко. — У местных коммунистов огромный опыт в деле конспирации. Накопленный еще до сорокового года. Когда приходилось скрываться от жандармерии, префектуры, сигуранцы… В конце концов они превратились в кротов, зарылись в землю. — Он несколько раз подряд затянулся, подождал, чтобы немного рассеялось густое облако дыма, затем стряхнул пепел в пепельницу и отпил глоток кофе. — Партизаны тоже не подарок, можешь поверить! Создали настоящие штабы, хорошо вооружены. Правда, скрываются по лесам. В то время как эти ходят вокруг, мелькают перед глазами, следят за каждым из нас, проникают в такие места, что только глаза на лоб лезут. У тебя же под ногами роют землю! Нельзя ручаться даже за того, с кем сидишь за одним столом! — Он раздраженно отставил чашку с кофе. — Выпей хотя бы вина с зельтерской, портишь настроение, ей-богу! Чего насупился, ну? Не тебя же я имел в виду: ты разве на крота похож — на гориллу! Пей, не то… — Он налил Тудораке вина, чокнулся. — И не ставь на стол, не допив, я суеверен! — Тудораке выполнил требование, и лицо эксперта прояснилось. — Есть только одна существенная разница: на кой черт кротам глаза? Зато этим — о-го-го! У них такие глаза, такие!.. Горят, пылают, готовы обжечь! И слава богу! И очень хорошо! Можете соблюдать строжайшую конспирацию, но куда денете эти горящие глаза? Научись различать по взглядам — и хватай на месте! Объяснить на конкретном примере? Пожалуйста! У тебя в глазах тоже что-то горит, не отрицай — горит, это точно! Но пожар этот всего лишь от вина — попробуй сосчитать, сколько выдул за вечер! Конечно, могу и ошибаться, не исключено, хотя, с другой стороны, если обводишь вокруг пальца — можно объяснить простым мошенничеством… Обсчитаешь, получишь щедрые чаевые…

— У каждого человека что-то на уме! А если так, то разве кельнеры чем-то хуже других? Подумай сам, — Тудораке внезапно перешел на "ты", хотя тут же решил, что играть и дальше в простачка становится опасным, — сколько людей приходится встречать за этими столами? И каждый раз — если не ты его продашь, то он тебя! Так повелось: не ты сядешь на шею другому, то другой сядет на шею тебе! У тебя есть — дай другому, рука руку моет. Хочешь заработать, — значит, слушай, смотри и молчи в салфетку. Проще простого!

— Что-то до сих пор ты не был таким красноречивым! — Кыржэ оборвал Хобоцела, однако чувствовалось, что ему понравились слова кельнера. — Только не лезь на рожон, уродина: бывает, что берутся и за вас. Правда, пока еще в уголовных делах: схватить мошенника, какого-нибудь банкрота… — Он придвинул стул ближе к Хо-боцелу, наполнил стаканы и снова принялся говорить, теперь уже иным, доверительным тоном: — Однако следует заметить, что коммунисты не слишком доверяют людям, обслуживающим состоятельные классы, — всем этим парикмахерам, швейцарам, уличным девкам. В том числе и ресторанным холуям. Нам вы тоже не очень нужны, дешевые лизоблюды. Бывают, конечно, исключения, но если любого из вас можно купить за несколько монет, то на кой черт связываться? Чем может быть полезен рядовой продажный наушник? Совсем другое дело — романтика… Да, да, если мы не прибегаем за помощью к вашему брату, то именно потому, что среди вас нет романтически настроенных парней! Хотя бы капельку чего-то такого… Ты должен понимать, о чем я говорю, все-таки старший кельнер… Несбывшиеся желания, зависть, какие-то стремления: мало ли чего хочется достичь человеку в жизни! Одного незаслуженно втоптали в грязь, другому просто нужно отомстить и тому подобное… Как ты думаешь, для чего я это объясняю? Чтобы когда-нибудь принес нам пользу.

Он отставил в сторону бутылки и стаканы.

— Использовать людские страсти, развращенность. Легко поддаются и флегматичные, вялые натуры. Вот, например, человек влюблен. Если нажимать на эту сторону…

— Но послушайте, сначала нужно научиться! — взволнованно возразил Тудораке.

— А еще лучше — полюбить, — ухмыльнулся эксперт. — В наше время почти каждый ходил в школу: и ты, горилла, и посетитель, которого обслуживаешь. С твоим уродством, правда…

— Нужны специальные знания, юридические! — еще резче воскликнул кельнер. Чтобы скрыть волнение, он наклонился и заглянул в окошко кабинета, окидывая взором столики большого зала.

— Юридические! Полюбить — вот что главное. — Кы-ржэ в задумчивости скривил лицо. — И женщину тоже полюбить, да, да! Притом взаимно! Только куда с твоей рожей… — Он замолчал, удивленно вслушиваясь в тишину, внезапно наступившую в большом зале. — Опять взялся за кофе? — рассерженно проговорил он. — Боишься захмелеть? Но зачем тебе оставаться трезвым, чучело? Слушать и мотать на ус мои слова?

— Только для того, чтоб не заметил хозяин, — ответил кельнер. — Мне нужно пройти в зал, посмотреть, все ли в порядке. Сегодня пропасть народу.

Кыржэ вышел вслед за ним. Направившись к эстраде, он подозвал к себе кого-то из музыкантов, шепнул тому несколько слов, и оркестр заиграл снова. Удовлетворенно кивнув головой, Кыржэ вернулся в малый зал.

— Терпеть не могу тишины, — сказал он погодя, когда Хобоцел снова появился у столика, с опаской поглядывая на новую, только что открытую бутылку вина… Кыржэ налил в стакан, сначала три четверти, затем доверху, даже немного пролив через край. — Этот зажигательный грохот тарелок в оркестре доставляет мне неописуемую радость. А тебе — нет? Тогда налей еще. Хочется напиться до чертиков… Зато ты можешь оставаться трезвым. Договорились, обер-кельнер?

— Вы очень правильно говорили сейчас о коммунистах. Они в самом деле презирают нас. Но мы их тоже, — с азартом заговорил Тудораке. — Знаете почему? Никогда не дают на чай!

— Ты отличаешь их только по этому признаку? Или как-то еще? — рассеянно поддержал его Кыржэ, оглядывая одну за другой пустые бутылки.

Хобоцел торопливо собрал их и убежал, стараясь прикинуть, на кого можно оставить Кыржэ на десять — пятнадцать минут. Он посмотрел на часы, висевшие на стене: не опоздать бы. Хорошо было бы, если б Волох, ко всему, не заметил, как много он выпил… В спешке рассчитавшись с одними, торопливо записав заказы других посетителей, он стремглав помчался в кухню, затем в буфет, на ходу бросив несколько любезных слов кастелянше, и тут же вернулся в малый зал.