— А где же ты будешь? И о каком новом говоришь — что-то не пойму… Скорее всего, придется кем-то заменять меня: и днем и ночью преследует если не морда, то голос Кыржэ. Уже давно такое ощущение, будто не я его — он меня измотал до предела…

— Прежде чем разойтись, хочу попросить, — продолжал Волох. — Просьба эта очень серьезная и… личная. Только сначала пообещай, что выполнишь.

— Личная? — удивился Тудораке. — Обещаю. Если только в моих силах… И относится к нашему делу.

— Именно к нашему. Именно в твоих силах выполнить. По первому же моему сигналу ты должен прийти на условленное место. Хорошо бы с дюжиной подвыпивших гостей и… с музыкантами. Сможешь устроить?

— Конечно, — сразу ответил Хобоцел. — Операция "Суп из потрохов", давай так ее назовем, хорошо? Пуфф-пуфф? Что скажешь по этому поводу?

— Смотри, какой-то из гостей вышел на свежий воздух… Это он? Точно! Беги скорее, любыми средствами уведи, не дай нам столкнуться. Завтра узнаешь пароль и место встречи с новым товарищем.

— Все-таки с новым? — вздохнул Тудораке, в то же время начиная излучать радушную улыбку, готовясь к встрече с Кыржэ. — Хотя, кажется, все ясно. Но сами… когда и где увидимся? Ага, там? Понятно. В окружении скрипачей?

— Торопись, — сказал Волох, ни на секунду не сводя взгляда с остановившегося невдалеке Кыржэ. — Как всегда, будь с ним любезнее. Не забывай, что до поры до времени он нам еще нужен. Следовательно, в целости и сохранности, ясно? Ни в коем случае… Исключается!

— Но как насчет… пыхтения паровоза?

— Жди моего сигнала… Бегу!

Живым или мертвым следует отыскать Гаврилэ, слесаря, ремонтирующего весы. Только через него можно связаться с людьми, которым позволено следить глазами за составами, уходящими со станции…

В конце того же дня, вернувшись после встречи с Хобоцелом и другими ребятами, он застал в своей келье "инструкторшу из Кишинева". Илона сидела на диване, поджав ноги и прислонившись спиной к стене.

— Это ты? Ты?

Он постарался справиться с собой — чтоб не слишком прорвалось возбуждение, заинтересованность, волнение, но, как ни старался, радости скрыть не сумел.

Наклонившись к железной печурке, он одним движением поджег заранее уложенные дрова; затем, уже почти полностью владея собой, распрямился и стал пожимать сразу обе ее руки.

— Как хорошо, что я снова вижу тебя, — это главное, о чем ты должна знать. — Он не смутился оттого, что голос его прозвучал слишком громко, оттого, что почему-то снял с нее теплый шарф, укрывавший ее шею и плечи, — он ничего сейчас не стеснялся. Только смотрел и смотрел на нее, не веря своим глазам. — Мне так хотелось повидаться с тобой! — повторил он. — Сколько раз выходил на контрольную встречу, последний раз даже показалось, что в самом деле вижу тебя. Представляешь?

— У меня все в порядке, — сдержанно проговорила она, словно стараясь прервать поток порывистых излияний. — И вообще все в порядке. Если бы ты еще немного опоздал, я бы тут распорядилась по-своему. Почему ты не закрываешь дверь, когда уходишь из дома? Так велит господь бог?

— А зачем? Господь дал, господь взял, да святится имя его, — произнес он молитвенным тоном. — Кто входит в этот дом, того присылают сверху, из Кишинева. Добро пожаловать в нашу обитель!

Только теперь она сама подала ему руку.

— Как хорошо, что ты здесь, дорогая! До чего же хотелось… — Он снова готов был начать поток восторженных излияний. — А теперь даже не знаю, с чего начинать. Придется давать подробный, обстоятельный отчет. Сначала только сообщу самые срочные новости. Речь идет о железнодорожном составе.

— Подожди. Нужно объяснить и причину, по которой грешница, вроде меня, осмелилась явиться в эту святую обитель. Я не имела права рисковать, но…

— Зачем ты так говоришь?

— Да, не имела права и все же пришла, — откровенно призналась она, хотя внутренне была недовольна собой.

— Ничего страшного; в конце концов, сестра Параскива уже видела тебя здесь, — он порывался помочь ей, как-то облегчить необходимость оправдываться.

— Еще бы… Эта ваша "сестра" вряд ли вообще что-либо забывает. — Она поняла, что он намекает на первый визит в эту комнату, когда ей пришлось здесь заночевать. — И она меня помнит, и я ее. В то утро, увидев, что я выхожу из кельи, и не понимая, откуда взялась и что ищу, подняла крик на весь двор…

Наступила пауза. Она поднялась с лежанки, сбитой из нескольких досок, подошла к окну, слегка откинула край ситцевой занавески, однако сразу же опустила ее.

— Я знала, что ты должен скоро вернуться домой, и решила: была не была, отправлюсь в гости!

— Но откуда ты могла это знать? Ах вот — кто-то сказал! — сбивчиво проговорил он.

Она снова села на диван, выпрямив спину — чтоб не расслабиться, не повалиться на постель, и, опустив ноги, в одно мгновение превратилась в прежнюю "инструкторшу из Кишинева", строгую, холодную, неприступную.