Шрифт:
Мазуре оперся на сиденье.
— Не знаю, как насчет его глаз, но, если хочешь знать мое мнение, я тебе скажу: не думаю, чтобы ты был прав. Каймакан еще молодой инженер и член партии тоже молодой. Работает он с увлечением. Это человек нового поколения. Он и школу хочет поставить по-новому, и ему нужны настоящие помощники.
Мазуре машинально вытащил из кармана газету, посмотрел на нее и стал снова засовывать, не попадая, в карман.
— А я, чем я могу ему помочь? Вот почему он хочет от меня отделаться. Если б я мог принести ему хоть какую-нибудь пользу? Хотя бы советом… Но он меня видеть не может… Э-э, если б мне твои золотые руки! Не стал бы я копаться в грехах его молодости.
— А что, если он в молодости был правой рукой этих… как их… эксплуататоров, как у вас называется? — с жаром сказал мастер. — А тут такой, как я, не инженер, простой слесарь, посмел своим умом, своими руками что-то сотворить, может даже — изобрести… Ночи напролет, добрый кусок жизни… Не был я коммунистом, но мое приспособление тоже, может быть, облегчило бы людям жизнь. Но тут вмешался Каймакан. Человек дела, по-твоему? Только дело-то было… хозяйское!
— Значит, он тетрадку вернул тебе, а чертежи — нет? — попробовал догадаться Сидор.
— В клочки он их изорвал, — покачал головой Топораш.
— Значит, он даже не украл твое изобретение?
— Он просто уничтожил его! Вот что он сделал! Не осталось и следа.
— А что ты тогда изобрел, если это до сих пор не секрет? — живо спросил Сидор. — Меня тебе нечего опасаться, я тебе уж, конечно, не конкурент…
Мастер все же замялся и не сразу ответил:
— Ты все равно в этом не разберешься. Коротко говоря, такой механизм, который бы человек двадцать каменотесов заменил…
— Как ты думаешь, зачем Каймакан это сделал? — спросил после паузы Мазуре. — Зачем?
— Невыгодно это было.
— Кому? Хозяину завода?
— Каймакан у него подручным был! крикнул Топораш, вставая. Опять схватил сиденье, водворил его на место, в угол. — Каймакан и сейчас ищет лакомый кусочек. Он и перед коммунистами хочет выслужиться, какого-нибудь изобретения ему хотелось бы. Вот что он от меня получит, вот! — и он показал кукиш.
Когда он уже стоял на пороге, Сидор остановил его с мягкой улыбкой.
— А про учеников ты и позабыл, дорогой мастер! — добродушно упрекнул он его. — И потом — кому нужны были тогда эти белые камни? Скажи по совести. Могильные плиты тесать? Памятники ставить?
Топораш стоял ссутулившись, готовый, казалось, рвануться прочь.
— А что еще мог написать тогда Каймакан? — продолжал Мазуре непреклонно. — Ты сейчас попробуй продвинуть какое-нибудь изобретение, если у тебя есть что-нибудь в башке!
Он посторонился — Топораша уже нельзя было удержать.
Но Сидор и опомниться не успел, как тот вернулся. Мастер как-то сразу почернел и осунулся, едва переводил дыхание и, показывая рукой на потолочную балку, прохрипел:
— Прежде, когда вы красное знамя за пазухой прятали, тогда таких каймаканов презирали и ненавидели, — бросил он в лицо Сидору. — А теперь… — Он помолчал минуту. — Эх ты, Иов, библейский Иов, вот кто ты. До чего дошел — тебя притесняют, топчут тебя ногами, а ты их превозносишь до седьмого неба…
Когда Цурцуряну снова вернулся в каморку, Сидор был один, сидел на перевернутом сиденье в глубокой задумчивости. Возчик подошел на цыпочках, постоял немножко перед ним и, поискав, чем бы заняться, стал разравнивать солому на топчане. Мазуре поднял на него глаза.
— Вас вправду хотят с работы выгнать? — спросил возчик робко и словно виновато.
— Нет еще, — неопределенно, видимо, думая о чем-то другом, проговорил Сидор. — Н-нет… Здорово я его поддел насчет учеников, а? Наступил ему на любимую мозоль, верно?
— Да, — сказал возчик уважительно и, поглядев на перевернутое сиденье, вдруг решил: — Надо табуретку сделать. Возьму и сделаю завтра же.
— Табуретку — это хороню, — повторил Сидор машинально. — Первым делом надо, чтобы Топораш привез сюда семейство из района. Во что бы то ни стало надо их перевезти на твоей каруце…
— Да не хочет он. Сколько раз уж я ему предлагал. И потом — где он их устроит, на чердаке?
— …чтоб не жил так, один, бобылем, — продолжал Сидор, не слыша. — А что ты думаешь? Так, без семьи, он может сорваться. Потом не вернешь… А его надо беречь. Такой человек очень дорог.
Слышно было, как за стеной, в конюшне, фыркают и переступают ногами лошади.
Мазуре поднялся и снял с гвоздя шляпу.
— Пойду догоню Топораша. Надо сделать из него опять изобретателя, — бросил он шутливо, собираясь идти. — Вот дурень! Нужен им был его белый камень!