— Заливаешь, а сам и не краснеешь, — лязгнула зубами щука. — Много всяких диковинных штук я знаю, а такого не слыхала…

— Неужели вы и вправду можете по суше передвигаться? — выкатив глаза, всплеснула плавниками плотичка.

— Пардон, тут что-то непонятное, — дернулся елец.

— Ага, что-то не так, — заподозрила угря во лжи и колюшка. Хариус молчал, но по всему было видно, что и он сомневается. Оба линя, как и подобает гостеприимным и чинным хозяевам, делали вид, будто ничего особенного не произошло. А угорь спокойно обвел всех взглядом и улыбнулся:

— Вижу, придется вам доказать. Следуйте за мной!

Угорь юрко поплыл к берегу. Остальные рыбы кинулись следом. Плотва и елец от великого любопытства позабыли, какую опасность таит для них присутствие щуки. Угорь подплыл к берегу. Разбудил дикую утку. Она проснулась, захлопала крыльями, мгновенно окружила себя толпой детишек и, что-то бормоча, повела свое семейство подальше.

— Глядите! — воскликнул угорь. — Раз, два…

Рыбы превосходно видели, как угорь поднялся на поверхность воды. Доплыв до берега, он уполз по траве в кусты.

— Он умрет от жажды, — ужаснулась плотва.

— Ах, да он же погибнет, — причитала Ауксе.

— На смерть пошел, — простонал елец.

Однако рыбы напрасно тревожились. Угорь поползал по берегу, понежился в лунном свете и снова шлепнулся в воду.

— Чудеса!

— Удивительно!

— Неслыханно!

Рыбы дивились, вертели головами, а угорь преспокойно объяснил:

— Ничего удивительного в этом нет. Угри даже несколько километров могут ползти сушей. Конечно, только по мокрой траве, а не по песку. Песок для нас — смерть.

Гости снова вернулись к жилищу линей. Теперь все взгляды были прикованы только к необыкновенному путешественнику. Трумпис гордился, что у него в доме отдыхает такой почетный гость. Рыбы просили угря рассказать еще что-нибудь, умоляли задержаться подольше.

— Пора мне, пора, — отвечал на просьбы рыб угорь. — Отдохнул и — в путь. Еще много впереди преград и опасностей, пока я доберусь до родных глубин Атлантики. Там у меня нерест. А потом никогда больше не видать мне этой реки, моего любимого озера…

— Как же это так? Что вы говорите? — забеспокоился Трумпис.

— Отнерестившись, угорь умирает. Умирает там, где он родился.

— Ах, как страшно, — вырвалось у Ауксе.

— Ничего страшного. Я умру, а мои дети, которые родятся из икринок, будут жить. Их, так же, как и меня в детстве, течение Атлантики вынесет к берегам Балтийского моря. Они будут странствовать по рекам, ручьям, добираться до озер. Там они будут жить, пока не услышат могучий зов и не соберутся в путь. И опять все повторится снова. Разве это так страшно?

Рыбам было странно, что угорь, зная свою участь, был так невозмутимо спокоен. Он даже спешил туда, куда звал его таинственный голос.

— Благодарю вас, любезные лини, за домашний уют, за дружеское тепло. Счастливо оставаться! — попрощался угорь и поплыл своей дорогой.

Рыбы, словно зачарованные, провожали угря взглядами. После этого некоторое время все молчали. Молчали и о чем-то думали.

— Старик, а не пора ли на отдых? Не разойтись ли по домам? — заговорил елец. — Гляди-ка, уже светает.

И правда! Лунный диск таял. На востоке бледнела полоска неба. В кустах затихли соловьи. Пролетела какая-то ранняя птица. Пронеслась тихо, только подняв легкий ветерок крыльями. Возможно, это была чайка, а может, и журавль. Трумпис видел, что рыбы полны впечатлений, что всем пора отдохнуть. Однако линя заботило еще кое-что. Трумпис уже обдумал, как это устроить, чтобы от него рыбы расходились без страха, довольные проведенным временем. Наконец мудрейший Трумпис придумал выход:

— Елец думает так. А что скажет Жрунья? По-моему, можно еще повеселиться?

Щуке понравилось, что линь спрашивает ее мнения.

— Пора отдохнуть, Трумпис, — отвечала щука Жрунья. — Надоела мне эта болтовня. Пришла незваная, непрошеной и уйду. Желаю всем дожить до ста лет. Ха, ха, ха…

Щука скрылась. Повернулась у себя в траве и исчезла. Трумпис облегченно вздохнул. Жрунья вызывала у него беспокойство. Она могла испортить праздник. Ей же все ни по чем. Стала бы гоняться за ельцом, плотвой или даже хариусом… Ладно, хорошо, что все обошлось.