Человек остановился посредине комнаты и напряженно думал; его лицо стало озабоченным.

Я сказал:

— Вы не беспокойтесь. Я не хочу чаю.

— Нет, нет, вы будете пить, — торопливо сказал он. — Чаю хватит всем. Я уже знаю, во что вам налить.

Человек подошел к подоконнику и снял с него большой серебряный кубок с крышкой, на которой стоял миниатюрный атлет, с поднятой в броске рукой; это был баскетболист. Человек снял крышку, налил в кубок чаю и протянул мне.

— Прошу.

Смущаясь, не осмеливаясь отказаться, я взял кубок — никогда в жизни мне не приходилось пить чай из кубка, тем более серебряного. Моему товарищу досталась простая алюминиевая, не особенно чистая кружка, и я видел, как он поморщился, когда пришлось прикоснуться к ней губами. Но он пил горячую жидкость, потому что сильно продрог.

Серебряный кубок быстро нагревался и обжигал мне пальцы. На боку его я заметил надпись: «Команде «Аудра», в 1937 году выигравшей матч с…».

— Вы играли в баскетбол? — удивленно спросил я у хозяина и только теперь заметил, какой он высокий.

— Да. Я был капитаном команды. В тысяча девятьсот тридцать седьмом году мы победили чехов. — Он говорил с гордостью, подчеркивая каждое слово, не переставая ходить по комнате, словно не мог ни минуты усидеть на месте.

Шаги глухо и мягко отдавались по комнате: на туфлях у него были галоши.

— Вы на галоши не смотрите, — сказал человек. — Я их надел потому, что в них теплее. Тут снизу дует.

— Значит, вы были капитаном команды! — сказал мой товарищ. — Я тоже когда-то играл в баскетбол.

— Да, да, — равнодушно сказал человек. — Водки хотите?

— Нет. Я за рулем.

— Выпьете?

— Нет, — отказался я. — Не люблю водки.

— А я вот пью, когда не могу заснуть, — признался человек. — Выпью и засну.

Он жадно затянулся сигаретой и попросил другую. Его глаза неспокойно блестели, узкие губы были плотно сжаты. Небритое лицо то исчезало в полумраке, то снова показывалось в свете лампы, словно на тусклом желтом экране.

— Вы одни живете в этом доме?

— Один.

— И вам не скучно?

Человек остановился, и его губы впервые искривились в улыбке. Но глаза, полные тревоги и непонятного страдания, не улыбались.

— Скучно? — повторил он, ошарашенный моим вопросом. — Нет, никоим образом. У меня нет времени на скуку. Я изобретаю п е р п е т у у м м о б и л е!

— Что? — переспросил я, сомневаясь, не ослышался ли.

— П е р п е т у у м м о б и л е, вечный двигатель, — пояснил человек.

Мы переглянулись. Я видел, как на лице моего друга мелькнула улыбка. Казалось, еще мгновение, и он громко расхохочется. Мой взгляд скользнул по чертежам, лежащим на столе. Я понял, что человек говорит серьезно; он и правда изобретал перпетуум мобиле.

— Простите за нескромный вопрос, — сказали. — Но каким образом у вас возникла идея создать вечный двигатель?

— Каким образом? — человек посмотрел на меня, широко раскрыв глаза. — А, значит, вы ничего обо мне не знаете! Я обязан создать п е р п е т у у м м о б и л е, чтобы потом умереть спокойно. Не думайте, что это простое дело, но раньше или позже я справлюсь с проблемой. Знаний у меня достаточно. До войны я учился на инженерном. Потом пришла война, потом немцев разгромили, потом… — Словно не в силах что-то вспомнить, он схватился за голову и еще стремительнее заходил по комнате. Сигарета упала на пол и погасла.

— Что же было потом? — спросил мой товарищ.

— О, это было страшно: лес, ночь, бункер, выстрелы, горящая изба, вопли… Я никогда этого не забуду, — простонал он. — Никогда. Потом меня поймали, судили. Я отбыл свое наказание и теперь свободен. Нет, я еще не отбыл своего наказания. Еще нет…

Я внимательно слушал его, забыв кубок с чаем, оставленную на дороге машину и пургу.

— А все-таки, почему вам пришло в голову создать именно вечный двигатель?

— Затем, чтобы искупить свою вину перед людьми. Вы понимаете?

— Да. А разве не лучше вам поработать на каком-нибудь заводе? Там бы вы принесли людям пользу и тоже успокоили свою совесть.

— Нет, — человек потряс головой. — Я создам п е р п е т у у м м о б и л е, и тогда люди простят мне все. Это цель моей жизни. Не пытайтесь меня переубедить. Не переубедите.

Человек смолк. Молчали и мы. Пурга на дворе унялась. Окно плотно залепил снег, и в него ничего не было видно.

— Ну, нам уже пора, — сказал мой товарищ, поднимаясь из кресла. — Мотор остынет.