— А ну-ка встали, быстро! Сколько можно повторять!

Елена ненавидела утро: после пыточного подъема, когда скидывали с кровати и пинками гнали до туалета, следовал не менее изуверский завтрак. Их кормили отдельно от остальных, и прием пищи не обходился без приключений.

Лена вместе со своей компанией, приведя себя в порядок, вошли в обставленную длинными столами столовую. Стены были расписаны изображениями молодых пионеров с красными галстуками, трубящими в горны. Художники добавили длинных, могучих, лучей солнца, небо в ярко-синих тонах и бурную зелень. Подобное творчество навевало еще большую тоску.

Их столики стояли поодаль от остальных.

Обычно завтраки, обеды и ужины они проводили в гордом одиночестве, но сегодня им предстояло провести время в компании озлобленных детей, буравящих чернобыльцев испытывающими взглядами.

— Ну що, братці, — заложив руки в карманы спортивных брюк, Лена села поперек длинной деревянной скамьи (для элиты, между прочим!), — не очікували нас тут побачити?[1]

Ближайшая к ней девочка повернулась и в упор посмотрела на мужеподобную вражину, которая уже мысленно чесала кулаки об ее милое личико.

— Мы не думали, что такие, как вы, могут принимать пищу. Вы же, это, радиоактивны, зачем вам обычная человеческая еда?

В столовой раздался пронзительный смех.

— А ты хотя бы понимаешь, что такое радиация, ослиная башка?! — по помещению прошелся вздох ужаса. — Или в твою пустую головушку ничего не вложили, кроме как задирать других?

— По крайней мере, я в безопасности, сыта и одета. А вот какое будущее ждет вас…

— Такое же, как у всех!

Компашка в ужасе пялились на эту сцену.

– І щоб ти знала: тобі просто ой як пощастило не побачити те, що побачила я! Інакше б загриміла в психлікарню. Такі ванільні слюнтяї, на зразок тебе, просто не створені прожити жахи атомної війни. Чи ти думаєш, що Чорнобиль підірвали американські шпигуни?[2]

Персик устало зевнула и, обойдя спорящую парочку, мирно устроилась рядом, придвинув к себе тарелку с дымящейся овсяной кашей.

— Эй, это мое!

— Тебе что, жалко?!

Девочка зачерпнула ложкой густую субстанцию и поднесла ее ко рту.

В столовой наступила гробовая тишина.

— Приятного аппетита, девочки.

— А мы что, будем завтракать вместе с ними?!

— А тебя что-то не устраивает?!

— Меня не устраивает чернобыльский реактор!

— Да сама ты реактор!..

Две девочки вздрогнули, услышав за своими спинами подозрительный звук.

— Фу, как мерзко!..

Персика вытошнило прямо на стол.

— Что, не понравилось? — усмехнулась Лена, подхватила тарелку с кашей со стола и впечатала ей в лицо. — На, получи, мерзкая жаба!

Когда в драку влезли воспитательницы, расталкивая локтями и руками озлобленных подростков, действо шло полным ходом — по столовой летали чашки, кружки, тарелки, ложки и все остальное, что относилось к кухонной утвари.

Когда двум пожилым женщинам удалось с трудом остановить кулачный бой, одна из них больно схватила Елену за руку и вытащила в центр зала, время от времени встряхивая.

— Что ты себе позволяешь?! Как ты себя ведешь?!

— К директору, немедленно!

Лена уперлась ногами в пол, не давая себя увести. Вцепилась зубами в руку одной из воспитательниц, после чего получила увесистый удар по лицу. Дальше все как в тумане, единственное, что она помнила, это длинную лестницу и лицо строгой женщины в очках. Ее кудрявые, рыжие, волосы были мастерски собраны.

— Что на этот раз? — устало спросила директриса, не отрываясь от бумаг.

— Опять подрались!

— Может, мы, это, по-быстренькому отправим их куда следует?

Дамочка сняла очки и прикусила дужок.

— Это самый легкий способ решить проблему. Я бы им давно воспользовалась, но вот одно меня интересует: за что же ты так, Леночка, борешься? Я бы могла связать твое поведение с гормональным фоном, но тебе всего одиннадцать.

— Я хочу к папе!.. — законючила Лена.

— Увы, ничем помочь не могу. А чтобы ты лучше усвоила урок, — директриса выдержала паузу, что-то чирканув карандашом на бумаге, — посидишь какое-то время в карцере вместе с остальными зачинщиками. Приговор окончательный, и обжалованию не подлежит.

Лену снова схватили за локоть и снова потащили, применяя физическую силу. Охрипшую, дерганную и с разбитым окровавленным носом девчонку выволокли из кабинета и, крепко держа, спустили в подвал, где размещался карцер для особо непослушных детей. Небольшая комнатушка с двухъярусной кроватью, старым потрепанным одеялом и облезлой скамейкой в углу. Карцер освещала электрическая лампочка на проволоке.

Воспитательница открыла амбарный замок, висевший на клетке, ключом, который достала из кармана несуразной темной юбки, и без всякой церемонии швырнула Лену на пол. Зашуршала ключами и, бросив на нее презрительный взгляд, ушла.