После обсуждения в Комитете по Госпремиям наверх список пошел БЕЗ его фамилии.

Пошел-то он без, а вернулся с фамилией. Самотейкин не дремал (Брежнев еще правил) и честно отрабатывал высокие гонорары, которые платили ему через кассу студии. А став лауреатом, Р. потребовал снова загранку! И получил характеристику - по-прежнему, мол, морально устойчив, а в быту скромен, плюя на мнение студии, "Мосфильма" и ВГИКа. И начал катать по всему миру.

И тут новое сотрясение воздуха (и не только воздуха), и снова Р.
– притча во языцех.

В ноябре 1983 года из монтажной Р. "Коммунисты Москвы"(!) раздались крики "помогите", "караул", звон разбитого стекла, вопли, но дверь была заперта изнутри и пришлось вызывать пожарного, чтобы ее взломать. Оттуда выскочил Р. с расцарапанным лицом, под стол забилась женщина, вся в синяках, окно было высажено пленочной коробкой "Коммунистов Москвы" - не то он целился ею в девушку, не то она ею отбивалась... Она - это работница планового отдела, беременная от него. Они объяснялись с нею, закрывшись в монтажной, и, когда слов не хватило, пустили в ход кулаки, ногти и коробки с московскими коммунистами. Приехавшая "неотложка" зафиксировала синяки и побои. На следующий день пришла ее мамочка в тот же партком, и создали комиссию. Р. утверждал, что от него ребенка нельзя заиметь и что у него есть справка. "Господи, да ты покажи ее, и дело с концом!" - советует одна клевретка. "Я сколько раз с ним трахалась, и никаких детей не было, - вякает монтажница по прозванию Чебурашка.
– А тут - здрасьте! Все это ее выдумки. Он не может быть отцом!" - "Не могу, не могу", - кукует Р. и в кулуарах, и в дирекции, и в парткоме. (Партком уже несколько лет занимается только скандально-сексуальными играми Народного артиста, забросив всякое руководство нами, смертными.)

Может он быть отцом или не может, но плановичка легла в больницу на сохранение беременности. Р.
– тоже, но на "сохранение партбилета", как заметил кто-то. А еще он пустил слух - а его подхватили его друзья, что эта девица приезжала на работу на дипломатической машине и что она специально была подослана сорвать такую важную картину, которая готовилась к открытию городской партийной конференции. Таким образом интриги международного империализма докатились, в конце концов, и до Лихова переулка, дом 6. И Р. грозно заявил, что подаст на НЕЕ в суд! Студия перестала работать и только обсуждала этот роман с мордобоем. Пока суд да дело, в суд подала она - вся в синяках, избитая. Комиссия парткома(!) вынесла Р. выговор и ждала его, чтобы вписать выговор в партбилет. Но он взял бюллетень - вот вам!

Р. времени не терял и жал на все кнопки, но главной кнопки уже не было после смерти Брежнева благодетеля Самотейкина отправили в Австралию. Однако кто-то все же был, поскольку дело двигалось со скрипом, слухами, угрозами, больницами и бюллетенями. На закрытом (тайна!) партийном собрании объединения решили ограничиться выговором, а в партии оставить - КПСС без него не может! 28.2.84 было закрытое (тайна!) партийное собрание студии и все коммунисты проголосовали за его исключение - так его возненавидели. А он, бедолага, лег в больницу, и опять поползли всякие слухи - то он признал отцовство, и мы обрадовались, что погуляем на крестинах, то он ей отвалил какие-то тыщи и она взяла иск обратно, а то и вовсе сказала, что она пошутила... И все ждали, подтвердит ли райком исключение, и снова студия не работала. А райком долго думал и оставил его в рядах КПСС, отделавшись выговором. Положительно партия ну никак не могла без него! Со временем выговор снимут, а там и партию разгонят, и все это окажется не стоящим выеденного яйца, но лишь украсит партийный коллектив студии.

А ребенок - хотел этого партком или нет - родился. И сами высчитайте, сколько ему нынче лет - время-то летит.

И вот состоялись перевыборы в Бюро документальной секции Союза кинематографистов и выдвижение делегатов на Пятый съезд кинематографистов. Дело было в перестройку. Все это всегда было комедией, а на сей раз мы решили отнестись к делу всерьез. Явились все члены секции, чтобы не допустить чиновников от кино ни туда, ни сюда. И все, кто не лопух, вычеркнули Р. из обоих списков. И в Бюро он не прошел - впервые в истории Союза! Но в делегаты съезда оказался выбран, хотя все одинаково вычеркивали его и тут и там счетная комиссия смухлевала! Дело в том, что если бы объявили, что он не делегат, то нужен был бы новый. Кто? Просто так самим решить нельзя - меня или тебя - нужно обязательно СОГЛАСОВАТЬ с кем-то важным, партийным, который в это время отходит ко сну, уже 12-й час ночи. А на завтра нас уже никого не собрать, и один делегат будет недоизбран - катастрофа и скандал во веки веков! Легче подтасовать бюллетени, что, ничтоже сумняшеся, и сделали - и Р., слава провидению, был "избран" делегатом съезда и представлял на нем наше документальное кино.

1986

22 мая. По возвращении из Парижа, где я случайно встретил Шмакова и где мы провели целый день с Ниной Берберовой.

"О, к сожалению, мсье Сен-Лоран очень занят. Не может быть и речи, чтобы он повидался с вами", - сказали мне.

Ну, нет так нет. И тем более было приятно, когда он вдруг приехал в кафе, где мы ужинали с друзьями. Это было везение - он не был болен, он не был занят и до него дозвонились. И если посетители кафе были ошарашены и вытягивали шеи, чтобы лучше разглядеть знаменитость, то виновник переполоха непринужденно со всеми поздоровался, усадил за стол своего мопса по кличке Мужик и сел сам. Он поинтересовался, что мы заказали. Нет-нет, он ничего есть не будет, но просто интересно, что едят другие?.. Пить он будет чуточку джина со льдом и немного кофе. Все! И не уговаривайте его, он на диете. Но как все диетики, он был зверски голоден и начал хватать десертной вилкой у одного картофелину, у другого листок салата, у третьего маслину. И все это непринужденно, как будто так и надо, за разговором. Никто, кроме меня, не обратил на это внимания, видно, это было в порядке вещей - и волки сыты и диета цела.

Мы все разговаривали о том о сем, меня же интересовала его работа, но он отшучивался, ему неохота было говорить о деле, он переводил разговор совсем на другое, ибо ничто человеческое ему не чуждо. Король парижской моды, он был лишен какой-либо звездности, вел себя естественно, часто смеялся и чесал собаке пузо.

Стараясь узнать про театральные его вещи, я спросил о костюме Плисецкой для "Гибели розы". "Очень просто: Пети хотел, чтобы это был хитон", - только и сказал Сен-Лоран, и тут же все стали заниматься мопсом, который сидел на стуле и внимательно слушал разговор. А я вспомнил, как Ролан Пети смотрел фильм-монографию Плисецкой и, впервые увидев ее там в роли Джульетты, воскликнул: "О, как вам идет хитон, дорогая мадам!" И не потому ли, вскоре поставив "Гибель розы", подал идею художнику именно хитона? Костюм был сделан так, как в те годы Сен-Лоран делал некоторые свои платья - с угловатыми обрезами подола. Пережив моду, костюм остался в истории балета, как остались костюмы Бакста, в которых танцевала Павлова.

Все это пронеслось предо мною от одного только замечания Сен-Лорана: "Очень просто!" А он в это время вынул из огромной папки несколько больших ватманов, на которых были его аппликации в ориентальном стиле, из бирюзовой бумаги. Публика моментально столпилась вокруг, разглядывая и восхищаясь. Сам художник был смущен. Мне же предстояло выбрать одно из этих сокровищ - оно и по сей день висит у меня рядом с не менее дорогим для меня коллажем Сергея Параджанова.

На следующий день он сказал: "Пусть Вася пойдет в мой бутик и возьмет себе все, что захочет". И я уж взял...