На мгновение в глазах мальца отразился страх, а потом он плотно сжал губы.

— Ну и пусть. Я готов погибнуть за идею!

— А в чем идея-то? — осведомился я. — В разрисовывании стен человечками с большими баклажанами?

— Император Романов — тиран и деспот, и люди должны об этом узнать. Пусть я погибну, но погибну ради блага народа!

— Чем тебе Император не угодил? Вполне приятный человек, — удивился я. — Не всегда, правда. Ладно, даже не часто. Зато он искренне любит своих рыбок.

— Он деспот и тиран, — упрямо повторил малец, очевидно, на случай, если с первого раза я не понял. — Да здравствует демократия!

— А ну не ругайся в печатном доме, паршивец! — возмутился главный редактор. — Где ж ты таких слов набрался? Рот бы тебе прополоскать!

— Все в порядке, демократия — нормальное слово, — успокоил я Ефима.

— А я уж подумал, какая болезнь срамная. Звучит похоже.

Я усадил мальчишку на стул.

— Тебя как звать-то хоть?

— Радомир.

— И давно ты, Радомир, эти картинки рисуешь? Выходит неплохо.

— С детства, — признался тот. — Всегда любил намалевать что-нибудь. И присочинить тоже любил. — Пойманный вандал помедлил. — А вы меня правда в тюрьму посадите?

— Зависит от тебя. Можешь пойти в камеру, а можешь — ко мне на работу. Будешь нашим художником.

— На работу? — удивился тот. — А зачем я вам, барин?

Я тяжело вздохнул.

— Видишь ли, у нас есть журнал. Который по каким-то неведомым причинам никто не покупает. И нам очень нужно повысить интерес к нему среди местного населения. А потому нам нужен тот, кто будет рисовать красивые картинки.

— Так это ж вам не только художник нужен, — рассудительно заметил Радомир. — Вам надо писать про что-нибудь эдакое. Что убили кого-то, или барышня знатная оскандалилась, или из-за моря что интересного привезли. И приврать еще при этом для красного словца, но так, что вы будто бы и не приврали. Как будто правду сказали, но такими словами, за которыми той правды и не видно. У меня у друга раньше тетка в газете работает, он мне рассказывал.

Я внимательно посмотрел на Радомира.

— А ты соображаешь. Вот что, будешь нашим художником и креативщиком.

— Кем? — удивился Радомир.

— Это уж точно слово неприличное, — пробормотал Ефим себе под нос.

— Тем, кто сочиняет всякое разное, — пояснил я. — Нам надо писать интересные статьи. Заодно сам же их и проиллюстрируешь.

Мальчишка повеселел.

— Только не так, как ты обычно делаешь, — предупредил я, мысленно прикинув, как можно изобразить турнепс в непотребном виде, и не обнаружив опасности.

— А про что сочинять-то?

— Про турнепс.

— Про что? — спросил ошарашенный таким поворотом Радомир.

— Про турнепс.

— Про что?!

— Знаешь, каждый великий журналист с чего-то начинал.

— Да я ж про турнепс ничего не знаю. Я даже не знаю, что это!

— Репа такая, — объяснил я. — Значит, придется узнать. Назначаешься нашим начальником креативного отдела. Правда, пока отдел состоит только из одного тебя. Картинок похабных не рисовать, стишков про Его Величество не сочинять, в остальном тебе дается полная свобода. Решай: либо турнепс, либо тюрьма.

Радомир ошалело смотрел на меня. По лицу было видно, что он всерьез задумался над выбором.

— А платить будут? — наконец выдавил мальчишка.

— Первое время немного. Потом, если будешь хорошо работать, повышу жалованье.

— Это что ж, его и в журнал нанимать? — возмутился Ефим. — Как можно! Это ж шпана уличная.

— Зато у этой шпаны есть воображение. Хоть какое-то, — резонно возразил я. — Ну так как, Радомир, ты согласен?

Тот кивнул.

— Отлично. Игорь, после моего отъезда остаешься здесь за главного. Навещай периодически печатный дом, следи за процессом. И за тем, чтобы новый креативный директор не слишком креативил. — Я покосился на мальчишку.

Некромант смерил меня хмурым взглядом.

— По-твоему, у меня мало дел в усадьбе? Таскаться сюда полтора часа в одну сторону мне как-то не улыбается.

— Ну так не каждый же день, — резонно возразил я. — Возьми какого-нибудь себе в помощники. Тут мне пришла в голову гениальная идея. — Припаши Дарью, в конце концов, это же ее папаша наградил нас сим подарком.

Аристократические черты лица Игоря приняли выражение человека, приговоренного к смертной казни. Работать вместе с моей хоть и умной, но взбалмошной невестой ему явно не улыбалось.