— Какое «угу»? Какое «угу»!? Ты почему разговариваешь с директором нашего лагеря, как с мальчишкой из соседнего двора? Это тебе, кто? Друг?

— Ни в коем случае. Даже мыслей таких не было. — Я очень старался сохранять лицо, соответствующее ситуации.

Хотя, на самом деле, хотелось Элеонору просто послать, куда подальше. Реально. Ничего смертельного не случилось. Ну, поржали, да. Ну, после нашего выступления, когда на сцену вышел Лапин со своим сольным номером, зал просто продолжал ржать и все. Они не могли больше воспринимать ничего. Раздавались крики «браво» и «бис», предназначенные нам.

Спортсмен несколько раз начинал говорить текст, но тут же был вынужден заткнуться. Зрители никак не успокаивались. В итоге он психанул и ушел со сцены, тем самым дисквалифицировав свой отряд.

Так и что? Все ведь остались живы. Даже целы. А это реально удивительно. Я, например, когда Селедка летела над спортивным матом, успел подумать, мандец девке. Хоть бы немного его сдвинуть в сторону, она бы приземлилась мягко.

— Элеонора Леонидовна… — Гоблин поднял руку, опустив ее ладонью вниз. Он показывал этим жестом, чтоб истеричная тетка заткнулась. — Мальчик ещё не понимает, где находится. Делайте скидку на это. Сами знаете, чувство ответственности и дисциплины нынче у многих хромает. Тем более, когда более опытные в лагерной жизни товарищи показывают такой отвратительный пример. В любом случае, прошу всех иметь в виду. Первая жалоба от вожатых или воспитателя, и вы отправитесь домой. К мамам и папам. Всем понятно?

Мы дружно ответили хором, мол, понятнее некуда.

— Идите в корпус. — Гоблин махнул в нашу сторону рукой. Типа, свалите уже с глаз!

Вася выскочил быстрее всех. За ним вышли я и Ряскин. Следом топала Селёдка. А вот Богомол, остался на месте. Он продолжал смотреть на директора с немного дебиловатой улыбкой.

— Вова! — Прикрикнул Константин Викторович.

Только тогда пацан, вздрогнув, сообразил, что надо идти. Короче, точно не от мира сего. А зовут его, значит, Вова…

Мы вышли на улицу и остановились возле крыльца, ожидая Елену Сергеевну с Прилизанным. Они задержались в коридоре.

— Ох, как жрать охота…– Жалобно сказал Мишин.– Булочек нам теперь не видать. Хоть бы котлетку…

— Во ты даешь… — Ряскин хохотнул. Он, кстати, переживал гораздо меньше, чем Вася. — Гори огнем все, лишь бы еды принесли.

— И что? Да, мне нужно хорошо питаться. У меня — растущий организм! — Мишин психанул и отвернулся.

Антон принялся успокаивать друга. Мол, пошутил он. На самом деле Вася не такой уж обжора.

Я отвлёкся от пацанов на Селёдку. Она отошла в сторону и выглядела очень сильно озадаченной. Именно озадаченной. Не расстроенной. Расстраивалась Селедка в кабинете директора. Там ей был действительно не по себе. А сейчас девчонка о чем-то напряжённо думала.

Богомол вообще сел на пенек, задрал голову вверх и уставился на темнеющее небо. С улыбкой.

Я начинаю бояться этого типа. Вчера как-то не обратил внимания. А сегодня прям понимаю, точно псих.

— Ванечкин… — Вдруг позвала меня Селедка.

Я подошёл к ней. Голос у Тупикиной был напряжённый. Такой же напряжённый, как она сама.

— Слушай… Ты стоял недалеко от мата. Скажи, ничего странного не заметил, когда я… Ну… Упала.

Я нахмурился, вспоминая момент, о котором говорит девчонка.

— Да вроде, нет. Просто знаешь, когда ты ласточкой летела за кулисы, меня беспокоило, что будет после приземления. Смотрел только на тебя. Было бы жаль, сломай ты шею. Кого потом доводить до конца смены. А что?

— Ничего… — Селедка отвернулась и уставилась на дерево, которое росло рядом со входом в корпус.

— Ой, ну хорош! Говори. — Я тронул Тупикину за локоть.

И дело даже не в банальном любопытстве. Девчонку действительно что-то сильно беспокоило. А если Селедка испытывает чувство беспокойства, и это связано с моментом, где присутствую я, хотелось бы понимать, в чем дело. Ее из себя сложно вывести. Значит, произошло нечто крайне удивительное. Хотя… Куда уж удивительнее полета через половину сцены и того факта, что в итоге все части тела остались на месте.

— В общем… — Тупикина резко повернулась и посмотрела на меня с вызовом. — Можешь считать меня дурой или врушкой, но… Когда я падала, заметила, что мат подвинулся немножко в сторону. Сам. Понимаешь? Просто сам взял и подвинулся.

Меня разрывало на части от нетерпения. Хотелось быстрее дождаться ночи, снова попробовать свои силы. Раньше, чем остальные заснут, из корпуса я не смоюсь. А мне надо. Мне срочно надо. Кажется, дело сдвинулось с мертвой точки.

Причиной такого энтузиазма и эмоционального подъема стали слова Селедки. Мат двигался! Я, естественно, в ответ демонстративно посмеялся. Мол, ну-ну…конечно… у кого-то с испугу начались галлюцинации. Ясное дело, когда тебя швыряют в полет, словно спортивный снаряд, и не то померещится. Мат не просто двинется, он встанет и побежит.

Селедка юмора не оценила, психанула, обозвала меня дураком и ускакала вперед вместе с Еленой Николаевной, которая вышла из административного корпуса тоже не в лучшем настроении. Не знаю, о чем они говорили в коридоре с Прилизанным, но точно приятного в их беседе было мало. Подозреваю, вожатая посоветовала Костику всё-таки заниматься своими прямыми обязанностями, а не заигрывать с ней. Потому что, если бы он поменьше вертел хвостом, глядишь и такого провала не произошло бы.