И Гусунь молчал.

– Если готов, если это твой выбор, то и я готов стать твоим учителем. Или, если не доверяешь мне, можешь выбрать кого-то другого, я поговорю с главой Ши, быть может, он даже сам согласится. Но никаких гарантий тебе не даст и он. Или же ты можешь выбрать то, в чём действительно силён. Решай.

Юноша продолжал мрачно молчать, только его кулаки опять несколько раз сжались и разжались. Линьсюань выждал пару минут, но, похоже, ему удалось сказать всё, что нужно, и возражения у И Гусуня кончились.

– В общем, обдумай всё как следует, – подытожил Линьсюань, поднимаясь. – Если надумаешь учиться – приходи в любое время.

Ученик тоже встал. Если раньше его скулы полыхали красными пятнами, то теперь Гусунь был бледен.

– Да, а трактат всё-таки возьми. Знание стратегии не помешает ни заклинателю, ни воину, ни благородному мужу.

Когда Линьсюань поднялся на площадку для пикника, пирушка уже была в самом разгаре. Учителя и ученики расположились на траве, камнях или принесённых с собой сиденьях, подстелив циновки или подложив подушки. Горели несколько костров, гуляли из рук в руки кувшинчики с вином, настоянном на хризантемовых лепестках, и чайники с хризантемовым чаем для тех, кто помладше. Линьсюань поймал вопросительный взгляд Чжаньцюна, махнул рукой, показывая, что всё в порядке, отыскал своих учеников и сел рядом с ними. Ему тут же протянули тарелку:

– Учитель, отведайте цветочных пирожных!

Линьсюань улыбнулся и выбрал один из красиво уложенных слоёных ромбиков, украшенных красной ягодкой кизила. Признаться, он предпочёл бы начать с чего-нибудь мясного, оставив сладости на потом, но не огорчать же учеников. В чарку полилось горьковато пахнущее вино, глава Ши, поднявшись, произнёс тост. Линьсюань опрокинул чарку вместе со всеми, сжевал пирожное и решил, что жизнь не так уж плоха.

Вокруг разлилась атмосфера непринуждённого веселья. Учителя пили, чинно беседовали о всяком разном и снисходительно поглядывали на молодёжь, которой быстро надоело смирно сидеть по местам, и она затеяла возню и игры. Бай Цяо и Пэй Лин с упоением состязались в «курицу», ногами перекидывая друг другу большой волан. Ещё одна группа учеников решила было сыграть в «слепую рыбу», здешний вариант жмурок, но тут Линьсюань вмешался и решительно пресёк развлечение, грозившее стать опасным: как бы ни была широка площадка, но рядом – обрыв и крутой склон. Постепенно, с увеличением количества выпитого, взрослым тоже надоело изображать степенность, тем более что почти никому из них пока не исполнилось и сорока, а большинству и вовсе было едва за тридцать. Конечно, носиться как дети они себе не позволили, но поиграть в весёлую игру можно и без этого.

– Оп-па! – оперённая стрелка стремительно пролетела по красивой дуге, чтобы отскочить от узкого горлышка винного кувшина. Попасть в это горлышко, особенно не используя духовную силу, да будучи навеселе, и в самом деле было непросто. Так что зрители лишь рассмеялись, и незадачливого метальщика добродушно похлопали по плечу:

– Лао Ван*, ты проиграл! С тебя история.

– Ну, что ж, – Ван Цинфэн усмехнулся. – История так история. Но с вас тогда ещё одна чарка.

Чарку ему поднесли незамедлительно, и Ван Цинфэн неторопливо начал:

– Чжан Хуа ведал общественными работами при императорском дворе. В то время рядом с могилой князя Чжао жил старый пятнистый лис-оборотень. Однажды он захотел посетить Чжан Хуа и принял облик учёного. Но прежде он обратился к столбу, воздвигнутому у могилы в честь заслуг покойного:

«Смогу ли я в этом облике увидеть Чжан Хуа?»

«При твоей ловкости для тебя нет ничего невозможного, – ответил столб. – Однако Чжан Хуа столь мудр, что его трудно обмануть. Пойдёшь – только беду на себя навлечёшь. И я пострадаю».

Лис не послушался его совета и отправился к Чжан Хуа. Чиновник, увидев перед собой вежливого молодого учёного с бледным, как нефрит, лицом и приятными манерами, принял его с большим почётом. Они беседовали о литературе, об изменчивости бытия, и Чжан Хуа узнал много такого, о чём раньше не имел понятия. Потом они подробно потолковали об исторических книгах, литературных трактатах, о сокровенном в сочинениях древних философов Лао-цзы и Чжуан-цзы. Вспомнили лучшие места из «Книги песен», помянули десять мудрецов и три начала – небо, землю и человека, перечислили восемь школ последователей Конфуция и пять видов церемоний. И в этих разговорах Чжан Хуа выказал меньше знаний, чем его гость. Тогда он вздохнул и сказал:

«Разве смертный может быть таким мудрым? Ты, наверное, привидение или лис».

И Чжан Хуа приказал взять юношу под стражу.

«Ваша честь, вы мудры, радуетесь добру и выказываете скромность. Почему же вы гневаетесь, когда встречаете образованного человека? Разве это соответствует учению философа Мо-цзы о всеобъемлющей любви?» – возразил юноша и попросил разрешения удалиться. Но стражники не пропустили его через ворота. Тогда юноша снова обратился к Чжан Хуа:

«У ворот вооружённые стражники, пешие и конные. Вы, видимо, меня в чём-то подозреваете. Выходит, в Поднебесной нужно держать язык за зубами, а люди, идущие к вам за мудростью, могут только издали глядеть на ваши ворота. Я, ваша честь, глубоко сожалею об этом».

Чжан Хуа оставил без ответа речи юноши и лишь велел усилить охрану.

В то время правителем тех мест был Лэй Хуань – человек больших знаний. Он как раз приехал навестить Чжан Хуа, и тот рассказал ему про учёного юношу.

«Если у вас есть сомнения, – сказал Лэй Хуань, – почему бы не привести охотничью собаку?»

Увидев пса, юноша сказал:

«Я умён и талантлив, а вы принимаете меня за оборотня и хотите натравить на меня пса. Можете подвергнуть меня любым испытаниям – всё равно не причините никакого вреда».