— А что же надо сделать такое, чтобы у фельдмаршала Манштейна и генерала Гота глаза полезли на лоб? — засмеялся Ватутин.

— Я ведь почти слепой и не вижу их позиций. А поэтому и не знаю, куда и какие силы бросить, чтобы обдурить немца и действительно взять Киев.

— Значит, немцев надо первым делом обдурить? — переспросил Ватутин.

— Конечно. Ты что, немца не знаешь? Он же без циркуляра и в нужник не пойдет. А на войне и подавно! Только обдурить, перехитрить его надо. Тогда и Киев будет наш!

— Мы сделаем все, чтобы Киев взять. Мы обдурим немцев. Вам же спасибо за совет, — кивнул Ватутин.

— Не за что благодарить. Разве за то, что перевозил на тот берег артиллеристов капитана Зарубы и бойцов-пограничников? Так за это дело благодарил генерал Шаблий. Как там мои хлопцы под родными Зарубенцами и Григорьевкой?.. Ты, сынок, видать, танками командуешь? — вдруг поинтересовался дед Шевченко.

— Почему вы так решили? — пожал плечами Ватутин.

— Дед твой Григорий Дмитриевич в кавалерии ведь служил? А в теперешнюю войну кавалеристы на танки пересели. По нашим селам, знаю, все трактористы стали танкистами, а до коллективизации служили в кавалерии. А про генералов и говорить нечего — они один перед другим наперегонки из седел — на башни танков!

Николай Федорович засмеялся, представив генералов, которые служили в кавалерии, а теперь сидят на башнях танков, свесив ноги.

Ватутин любил простых, искренних людей. Такими были его дед, его отец, Федор Григорьевич, его мать Вера Ефимовна. Да и сам он был из таких. Другой бы не женился на бывшей батрачке, совсем безграмотной девушке, полусироте, какой была его Таня, ныне Татьяна Родионовна, мать двоих детей.

«Грамота — дело наживное, — сказал он своей матери, когда та узнала, что он собирается жениться. — А Таня не только собой, но и душой красива!»

«Делай как знаешь, и бог тебе судья!» — буркнула в ответ мать.

Вот и женился командир Красной Армии на неграмотной девушке и выучил ее за несколько лет грамоте, да так, что она может теперь и сама учить других.

«Какая высокая человеческая красота у этого деда! Колоритный, хоть снимай его в кино! — подумал Ватутин, направляясь к Днепру. Зачерпнул пригоршней воды, умылся. — Да, надо что-то решать, чтобы не только у Манштейна и Гота, но и у самого Гитлера полезли глаза на лоб!» Ватутин повернулся к деду Шевченко.

— Значит, говорите, надо обдурить немца?

— Что, сынок? — Роман Аверьянович приложил ладонь к уху. — Что-нибудь тревожит тебя? Чую по твоему голосу и по вздохам.

— Тревожит, — кивнул Ватутин. — Особенно сегодня. Места себе не нахожу. Хоть с моста да в Днепр! Но ничего, пройдет!

— Ты держись, сынок, — вздохнул Роман Аверьянович. — Я и сам бы лег под вражеский танк. Пусть давит, лишь бы Киев наши скорее взяли, лишь бы верх взять в этой битве!.. А как ты смотришь на то, что переименовали наш Переяслав на Переяслав-Хмельницкий? Да еще и орден утвердили Богдана Хмельницкого?

— Одобрительно смотрю, Роман Аверьянович.

— И я тоже. Пусть теперь весь мир знает и про наш Переяслав, и про гетмана Хмельницкого! Запорожские казаки так-сяк не воевали, а всегда с толком, доблестно и хитро. А еще скажу… Если Ватутину тут трудно, то куда же смотрит Сталин? Он ведь у нас Верховный? И он должен командовать так, чтобы у Гитлера глаза полезли на затылок.

— Аж на затылок? — покачал головой Ватутин.

— А что? — дед Роман погладил свою седую бороду. — Каждому свое: у генералов их глаза пусть лезут на лоб, а у Гитлера на затылок. Он, подлюга, заслужил этого. За одну только мою старуху его бы на кол посадить!

— За все получит Гитлер, дедушка! — воскликнул Ватутин.

— Будем надеяться. А может, ты и есть генерал Рыбалко, или Жмаченко, или Москаленко, или Трофименко?..

— Ого, сколько вы знаете генералов! — удивился Николай Федорович.

— Я здесь, как на границе, каждый божий день стою! Так как же мне своих генералов не знать? — пожал плечами Роман Аверьянович. — Однако ты не Кравченко, не Москаленко…

— Почему вы так думаете?

— А потому что ты русский, сынок. Я сразу это понял. Ты истинно русский, — дед Шевченко помолчал и, понизив голос, продолжил: — Наверно, ты и есть Ватутин? Я знал, что ты был на том берегу. А где же еще быть командующему, когда начались бои?

Николай Федорович в ответ промолчал.

…Бронетранспортер тронулся с места.

До Сваромьи ехать еще километров сто восемьдесят. Придется переправляться через Десну. Десна в памяти Ватутина ассоциировалась теперь с действиями танкистов объединенного отряда полковника Майборского. Они все-таки сделали свое дело: не пустили танки генерал-полковника Гота на Киев.

«Как смело, находчиво переправились танки Майборского по дну через Десну, — подумал Николай Федорович. — В случае чего таким же образом могут переправиться и сотни, тысячи танков через Десну! Но где найти эти танки для Лютежского, главного плацдарма в битве за Киев?..»