Известно, что читатели обожают традиции. Я помню, Борису очень хотелось назвать «Алису» «Алькой» или, на худой конец, «Алиской» и страну назвать, например, не «страной чудес», а «Вообразилией». Но, понимая, что читатели не смирятся с таким произволом, он оставил традиционное название. Я знаю таких читателей, которые, впервые прочитав в детстве самое первое издание «Винни-Пух и все остальные», не могут смириться со сменой названия, тоскуют о старом, а рисунки Алисы Порет предпочитают другим.

Для тех же, кто познакомился с Винни-Пухом сначала по мультфильму, нет ничего дороже медведя, который скорее похож на картофелину, чем на традиционного мишку, любимца людей старшего поколения: остроносого, с горбинкой на хребте, плотно набитого опилками, — такого тяжеленького. Сейчас, увы, не найдешь медведя, у которого в голове опилки, все больше поролон.

Так что, купив чаду любимую книгу своего детства, где авторство переводчика закамуфлировано (таких переводов два), родитель обнаружит в ней такие перлы: «он с важным видом продолжил прогулку по лесу, что-то гордо побубнивая себе под нос». Вместо знакомой песни «Я Тучка, Тучка, Тучка, а вовсе не медведь» — гордо побубнивающий медведь поет песню «гордой тучки»: «Как приятно тучкой быть, / В синем небе гордо плыть», «даже маленькая тучка гордо так себя несет» (что ждать от поролона в голове?). Словом, «бормотуха под видом Винни-Пуха», как сказал один острослов.

«Люди! Поднимайтесь на защиту Пятачка и Пуха! Наш ответ супостатам: Воры! Злодеи! Уроды! Ваши звери — не той породы!» — такой клич послал по Интернету 3 марта 2000 года в выпуске ВЕСТИ один из поклонников, назвав «корявым» очередной перевод книги.

В 2000 году отмечался юбилей русского Винни-Пуха: сорок лет тому назад, 13 июля, было подписано к печати первое издание сказки о Винни-Пухе. Еще здравствующий Борис Владимирович получил поздравления от близких людей, но официально никто, как говорится, «не почесался». Но вот в первых числах декабря 2001 года в мире отметили 75-летие английского Winni, и радио, и телевидение, называя его Винни-Пухом, именем, которое дал ему его приемный отец, заволновались. Были разные мысли у корреспондентов, но ни один из них не сказал ничего о Заходере и нашем, хоть и скромном, юбилее, который, вероятно, для русской словесности важнее. Мне в эти дни позвонили с просьбой дать интервью для городского телевидения. Я не отказалась, но говорила совсем не о том, о чем они хотели услышать, а о том, что сейчас написала. Хотелось бы праздновать день рождения русского Винни-Пуха. День 13 июля неудобен, так как лето, школьные каникулы. Может, подойдет день рождения его приемного отца — 9 сентября?

И последнее, что бы я хотела добавить в эту главу.

Перебирая бумаги на письменном столе Бориса Владимировича, я отложила в сторону три листа. Два из них — черновые рукописи. Очень торопливый, неразборчивый почерк, со множеством поправок и исправлений, — варианты перевода «завещания» Милна, видно, что Борис искал наилучшие слова. Там же даты рождения и смерти Милна (1882–1956) и Шепарда (1879–1978) и кое-какие сведения из творческой биографии последнего. На третьем листе, напечатанном на принтере, два рисунка и текст, тоже не окончательный, так как и там есть рукописные исправления и помарки.

Милну так нравились рисунки Шепарда, что он написал на экземпляре книги такие стихи:

Когда встал вопрос о памятнике на могиле Бориса Заходера, мы с друзьями решили, что, видимо, неспроста эти листочки лежали так долго, до последнего дня, на самом виду. Он мне их показывал, даже просил совета, как лучше написать — Апостол Петр или Святой Петр. Показывал друзьям. Словом, его что-то волновало в них.

Я знаю, что к памятникам у него отношение было скорее творчески-юмористическое. Когда он бывал на кладбищах, то невольно обращал внимание на курьезные надписи и даже запомнил некоторые, вызвавшие улыбку. Он нередко вспоминал такую: «Здесь покоится отличник боевой и политической подготовки». Или: «Юрочка Пресняков прожил 5 лет, не получив в этой жизни никакого удовольствия».

Мы долго думали. О надписи на надгробье не могло быть и речи, разве что стихи. Не буду томить читателя, скажу только, что мы, впоследствии уже вместе со скульптором Андреем Наличем, решили выгравировать на камне один из рисунков Шепарда, чтобы поклонники писателя и поэта Бориса Заходера, подойдя к его могиле, не загрустили, а улыбнулись, узнав удаляющихся в сторону заходящего солнца его сказочных друзей.

Иллюстрацией — без моих комментариев — отношения Бориса Заходера к одаренным людям может послужить история, продолжавшаяся более двух лет, отнявшая у писателя немало времени и духовных сил, — и это тогда, когда он сам хватался за любую работу, чтобы расплатиться с долгами (прошло всего полтора года, как мы начали нашу деревенскую жизнь).

В начале 1968 года Заходеру прислали, кажется, из редакции радио «С добрым утром», небольшой рассказ. Видимо, редактор не решился выбросить полученное сочинение слушательницы Сергеевой сразу, а попросил посмотреть Бориса Владимировича. Что-то говорило ему: здесь не так все просто и ясно. Прочитав рассказ, Борис тотчас позвал меня и восхищенно сказал: «Ты послушай, как она пишет!»