Шрифт:
Это стихотворение из цикла «Листки» Борис Заходер написал позднее, но оно отражает начавшиеся между нами отношения.
Словно желая благословить меня, бабушка предложила мне самой выбрать в подарок любую икону из своего иконостаса. Мы вместе пересмотрели их, заодно вытерли пыль, почистили оклады, вымыли стекла и долго смеялись, обнаружив за иконостасом совсем не божественный предмет — клистирный наконечник (несомненный признак деревенской бедности, если этот «ценный» предмет спрятали в такое надежное место).
Мне сразу приглянулся образок, написанный маслом на деревянной пластинке размером 5,5 на 6,5 сантиметров: на голубом фоне — контуры собора с пятью маковками, увенчанными крестами, и слева от него в полный рост — фигура старца со сложенными молитвенно ладонями: святой преподобный Нил Столобянский. В правый верхний угол вписан образ пресвятой Богородицы.
Эта драгоценность и бусы из персиковых косточек, которые я закончила к концу того отпуска, когда мы познакомились с Борисом, всегда висели рядом у изголовья кровати в нашем Доме.
Приближалось время моего возвращения. Незадолго перед отъездом из этого благословенного уголка я получила то самое — единственное в жизни — письмо от Бориса.
Сын оставался с нянькой до конца лета. Я складывала чемодан.
И тут у соседей — скорбное событие. Померла бабушка Нюша. Закрыла за дочкой ворота, легла отдохнуть и тихо померла. Вечером поминки — можно не готовить, все будут сыты и так. (И пьяны.)
Во время похорон навстречу процессии выехал грузовик, а из него вылезли три человека. «Очень плохая примета, — убежденно сказал дедушка Яков, — жди трех новых покойников».
На поминках много пьют. Дед Яков здорово перебрал. Вижу из окна, как его под руки волокут домой. «Это я работать уже не могу, — бормочет он, — а пить мне полезно».
Среди ночи стук в дверь: «Дедушка Яков помер…»
Примета начала сбываться. Но, покинув деревню, я так и не узнаю, сбылось ли печальное предсказание деда Якова полностью…
Меня проводили всем домом, выпив на посошок «дядиколиной» бражки, она-таки «шибанула».
Отъезд (вернее, отплытие на моторной лодке) на этот раз обошелся без приключений. Я дремала, придерживая свой не в меру бойкий чемодан, который норовил снова пуститься в плавание, и вспоминала позапрошлое лето.
Через день наша хозяйка сказала, что заходил какой-то мужчина — разыскивал меня. Недоумение, вызванное таким сообщением, развеялось в тот же день, так как на пляже, находящемся совсем в другой бухте, где мы уединялись, появился Борис Владимирович с шахматной доской в руках. Я никогда не спрашивала, как и каким образом он отыскал нас. Казалось, это простая случайность.
Я познакомила мужчин. Они играли в шахматы, а я пилила свои косточки. Любопытная деталь: потом каждый из игроков говорил мне, что соперник явно слабее. Увы, я в шахматы не играю, судить не могу, но в том и другом случае искренне верила «сильнейшему». Взрослые мальчишки!..
Забегая вперед, вспомню, что Борис проводил за шахматами, особенно в первые годы нашей совместной жизни, много времени. Это те же самые шахматы, с которыми он появился тогда на пляже. На внутренней стороне крышки цела карандашная надпись «Б. Заходер. 25 обр. шк. ООНО». Значит, им уже более семидесяти лет. Как он сумел уберечь их в жизненных передрягах? Эти шахматы и шахматные часы занимают почетное место в кабинете, хотя компьютер, появившийся позднее, снизил интерес к ним.
Однажды в нашем доме появился Михаил Таль.
Это был год его триумфа на шахматном небосклоне. Им восхищались, его узнавали. Я была случайной свидетельницей прибытия Михаила Таля в театр, кажется, во МХАТ. Как только он показался с дамой в зале, все поднялись с мест и зааплодировали ему.
Мы не были исключением и обрадовались, узнав, что он выразил желание повидать Заходера. Приехав к нам, первым делом сел играть с Борисом в шахматы. Не знаю, кто у кого выиграл, я была занята подготовкой обеда, каюсь, не уследила, но реплика Бориса, что он «дал прикурить самому Талю», служила ему утешением. (Кстати, оба были заядлыми курильщиками.)