О всех благодеяниях администрация корпорации широко оповещала рабочих. А о том, что отстраненного от должности ротмистра Трещенкова на пароходе посетил сам господин Белозеров и вручил ему от имени корпорации «Лена Голдфилдс» две тысячи четыреста рублей, конечно, умолчали. Это осталось в тайне.

Под предлогом следствия над виновниками расстрела рабочих, которое якобы затягивается, был приостановлен отъезд рабочих из приисков. На всех приисках прошли собрания и митинги. С проникновенными речами выступали сам господин Манухин и юристы сенатской комиссии.

Сенатор был в ударе, когда произносил свою речь на митинге рабочих Федосиевского прииска:

— Дорогие друзья, русские рабочие, я не верю, когда говорят, что вы хотите нанести ущерб монаршей короне, истощить золотые запасы Российской империи. Это неправда! Вы любите свое отечество, преданы нашему государю и, чтобы доказать это на деле, завтра же выйдете на работу.

— Золотые запасы Российской империи истощают французские и английские банки, — бросил реплику Черепахин. Очень немногие знали, что это он возглавляет забастовочный комитет.

— Властью, данной мне государем, я навел тут относительный порядок, — продолжал сенатор. — Приказал убрать небезызвестного вам ротмистра Трещенкова. По окончании следствия этот мерзавец будет предан суду. Уволены со службы все чиновники и надворные, которые вызывали ваше неудовольствие и нарекания. Пересмотрено положение о штрафах. Сейчас не так-то просто оштрафовать рабочего!

После жарких споров рабочие Федосиевского прииска решили временно прекратить забастовку. Господину сенатору было вручено письменное подтверждение этого решения для передачи его администрации корпорации.

Генерал-губернатор Князев, прочитав эту бумажку, перекрестился и с облегчением сказал:

— Ну, слава богу. Лиха беда начало.

А Белозеров крепко пожал сенатору руку:

— Будем надеяться, что не нынче, так завтра на работу выйдут остальные прииска. Хороший пример заразителен. Благодарю вас.

Надеждам господина Белозерова не суждено было сбыться. Ни один прииск, кроме Федосиевского, на работу не вышел. Федосиевцы, проработав несколько дней, потребовали выплатить деньги за все забастовочное время. Администрация отказала. В ответ на отказ рабочие опять прекратили работу. Забастовка продолжалась.

Сенатор Манухин не захотел больше оставаться на приисках и, сославшись на отдышку и недомогание, уехал в Петербург. Юристы сенатской комиссии остались вести дальнейшее следствие.

Белозеров послал срочную телеграмму в Лондон лорду Гаррису следующего содержания: «Ускорьте отправку из Кореи и Китая завербованных рабочих. Забастовщиков выселяем из приисков». Вскоре из Сеула и Бейпина сообщили, что из Кореи через Харбин и Иркутск отправлено две тысячи рабских. Из Китая через Владивосток и Иркутск прибывает три тысячи человек.

Господин Белозеров и его помощники зашевелились. К Бодайбинским причалам было подогнано много барж и буксиров, для того чтобы в случае срочной необходимости можно было погрузить рабочих и отправить их в Иркутск. А из Иркутска захватить на прииски китайцев и корейцев.

Там временем Керенский разъезжал по приискам и распространял версию о том, будто ротмистр Трещенков и главный инженер Теппан предаются суду.

Рабочие интересовались, где будут судить этих господ.

— Судить их будет Иркутская судебная палата, — отвечал Керенский.

Это сообщение всякий раз вызывало среди рабочих бурю:

— Почему их не судят здесь, на наших глазах?

Керенский отвечал, что так предписано самим государем и никто не вправе поступить иначе.

На приисках много говорили о предстоящем суде, гадали, какая участь постигнет виновников расстрела рабочих. Одни уверяли, что преступников ждет смертная казнь, другие посмеивались, говоря, что ничего им не будет — ворон ворону глаз не выколет. Самое большое — приговорят к двум годам тюрьмы.

Прошел слух, будто юристы на днях должны выехать в Иркутск для ведения судебного процесса. Потом прокатился другой слух: присяжный поверенный господин Керенский принимает от рабочих доверенность на выступление на суде по делу о расстреле рабочих.

И действительно, по приискам поехали конные рассыльные и сообщили, что завтра по утру все рабочие должны собраться у своих приисковых контор и ждать приезда господина Керенского для важного разговора.

В тот день с утра Керенский на фаэтоне главного резидента объезжал все прииски. Он снимал перед рабочими головной убор и говорил: