— Если сегодня после обеда не выйдете, на работу, завтра всех выселят из бараков. Так велел господин главный резидент Иннокентий Николаевич!

— А куда же нам деваться?

— Куда хотите!..

— Мы будем жаловаться! — кричали рабочие. — Господа юристы еще не успели уехать. Опять за старое?

— Ищите-свищите своих юристов! Нет их, уехали!.. Теперь разве что медведь вам поможет!

Майя не знала, что сегодня господа уезжают, потому встала поздновато. Позавтракав, она пошла к Стеше.

Подходя к бараку, Майя услышала громкие разговоры, женский плач.

«Опять что-нибудь стряслось», — подумала Майя и заторопилась.

Евстигней Подзатылкин как ни в чем не бывало гарцевал перед бараком на своем сивом коне и, похохатывая, громко говорил:

— Ну что, допрыгались, забастовщики? Скоро всех зачинщиков, которые в стачкоме штаны протирали да глотки драли, повесят на осине! Вот увидите!

У Майи потемнело в глазах от услышанного и ноги подкосились. Она повернулась и побежала в полицейский участок.

В участке у маленького ободранного столика сидел усатый надзиратель и дремал.

— Зачем пришла? — сладко зевнув, спросил служака.

— Хочу повидаться с заключенным Владимировым Федором.

Надзиратель присвистнул:

— Так ты опоздала. Его увезли.

— Куда?.. — спросила Майя испуганным голосом.

— В Иркутск, на суд. — Надзиратель оглянулся и, убедившись, что никто не слышит, добавил — Сегодня в час дня из Бодайбо отчалят на пароходе «Генерал Синельников».

Майя глянула на закоптелые ходики. Стрелки показывали половину десятого. Забежала домой за сыном и заторопилась на вокзал.

По дороге встретила путевого обходчика и узнала, что поезд в Бодайбо еще не ушел. Если успеет к поезду, приедет в город к двенадцати часам.

Майя успела. Но до чего же поезд медленно шел! На подъемах он едва тащился, а на спусках тоже двигался тихо, точно боялся слететь с рельс. Майя никогда не думала, что поезд может так медленно идти.

Когда они прибежали на пристань, пароход отчаливал. Майя со слезами пробивалась сквозь толпу. Люди зачем-то громко кричали «ура», помахивая головными уборами, и никому до нее не было дела. Наконец она пробралась к самому пирсу. Опоздала… Пароход отошел. Майя навзрыд заплакала, заламывая руки…

Четверо заключенных молча сидели на нарах, каждый думал о своем. На лице Федора было столько страдания, что Трошка, наблюдавший за ним, стал подумывать, чем бы его отвлечь от тяжелых мыслей.

— Вот увидите, в Иркутске всех нас освободят, — бодрым голосом сказал Трошка.

Быков махнул рукой:

— Уж не поверил ли ты болтовне господина Керенского?

— Я поверил? — Трошка захохотал. — Да скорее на лиственнице вырастут блины, чем я поверю таким, как Керенский.

— Как же тогда тебя понимать? — спросил Быков.

— Из тюрьмы-то легче сбежать, чем из тайги. Тайга — это, братцы, такая тюрьма, из которой не вырвешься. А тюрьма — пустяки. Из тюрьмы я бегал.

— Думаешь, что и на этот раз удастся сбежать? — спросил Зеленов.

— Еще как!..

За дверью послышался топот, и Трошка замолчал. Когда топот смолк, Трошка полушепотом сказал:

— Сейчас мы с вами почитаем что-то. — Он полез пальцами в небольшую прореху на подкладке пальто и достал скомканную бумажку. — Ночью, когда нас вели на пароход, какой-то конвоир сунул мне в карман.

Трошку окружили. Даже Федор уставился на бумажку, которую Алмазов неторопливо разворачивал.

— «Дорогие наши друзья, — вслух стал читать Трошка. — Господин Керенский сказал при всем честном народе, что во всем виноваты Теппан и ротмистр Трещенков. В Иркутск вас везут как свидетелей. У нас стало известно, что в Иркутске будут судить этих извергов и кровопийц. Господин Керенский будет выступать на суде как наш доверенный. Чтобы было все законно, мы выдали господину Керенскому письменные доверенности. Вы на суде тоже не молчите, говорите все, как есть, как они мучили нас голодом и холодом, пили рабочую кровь. Этим вы очень поможете господину Керенскому. До скорой встречи после суда дома. Не вешайте головы! Все будет хорошо! Ваши друзья рабочие Пророко-Ильинского прииска».

Несколько минут все молчали. Трошка изорвал письмо на мелкие кусочки и выбросил в иллюминатор.

Первым нарушил молчание Быков.

— Похоже, что мы скоро будем дома, — сказал он, потирая руки.

Федор с надеждой посмотрел на Трошку, ожидая, что тот подтвердит ожидание Быкова.

Но Трошка загадочно продолжал молчать, ни на кого не глядя.

— Надул наших Керенский, — наконец сказал он. — Ох, надул!

Быков и Зеленов заговорили вместе:

— Как надул?.. Почему надул?..