– Алексей Михайлович, - я положила руку на рукав господина Корсарова, привлекая к себе внимание, - осмелюсь заметить, Вы излишне строги с Алесей.

Следователь окинул меня ледяным, промораживающим до костей взглядом и отчеканил тоном, от которого по избушке мало изморозь не поползла, как в самую лютую стужу, когда все углы насквозь промерзают:

– Вы ошибаетесь, сударыня, я ещё и не начинал строжить нашу глубокоуважаемую чародейку, коя своими амулетами дерзает вмешиваться в жизнь людей, играясь ими, точно куклами, подчиняя своим сиюминутным прихотям.

Я так и вспыхнула, ведь сии злые слова в равной степени можно было отнести и ко мне. Я-то ведь тоже артефакты делала, стараясь притянуть людям удачу, здоровье, а то и любовь, от всего сердца веря, что ничего дурного в моём даре нет и быть не может:

– Да как Вы смеете!

– Прошу меня простить, сударыня, коли я затронул Вашу душу нежную, однако осмелюсь заметить, что Вы сами решили отправиться вместе со мной к данной особе, при этом клятвенно обещали в дела следствия не вмешиваться и никаких помех мне не чинить.

Моё терпение, точнее его жалкие остатки, окончательно лопнуло, я гордо вскинула голову, расправила плечи, дабы стать хоть немного внушительнее и величественнее:

– Если я Вам мешаю, то могу и удалиться. Всего доброго, Алеся, была рада знакомству с Вами. Можете меня не провожать, я доберусь до дома самостоятельно.

Я плавно повернулась, дабы ни за что не зацепиться и не упасть, смазав впечатление от своей величественной речи в духе леди Азалии, героини любимого мною аглицкого готического романа, и направилась по чуть заметной в сумерках тропке в сторону дома господина Васильева. По крайней мере, я очень надеюсь, что тропинка приведёт меня именно туда, честно говоря, я не очень хорошо ориентируюсь в лесах и даже в парке заплутать могу. Но, право слово, терпеть более насмешки господина Корсарова я не намерена, всякому терпению приходит конец!

Не успела я отойти на сотню шагов, как за моей спиной раздался топот ног и чьё-то тяжёлое дыхание. В голове помимо воли всплыли все страшные истории, кои мне нашёптывали подружки, родственницы и служанки поздними вечерами, пока гневный тётушкин окрик не разгонял всех по постелям. Конечно, я прекрасно знаю, что никаких оборотней, русалок и прочей нечисти в наших краях не водится, место у нас чистое и благостное, а всё же сердце от шагов за спиной так и ухнуло куда-то вниз, и затаилось, словно заяц под кустом. Я с трудом проглотила липкий горький ком, перехвативший горло, и медленно повернулась, готовая скорее упасть в обморок, нежели визжать и бежать, спасая свою жизнь. Мамочка милая, страшно-то как!

Из темноты показалось нечто белое, хрустящее ветками и хрипло с присвистом дышащее, я отчаянно завизжала, метнулась куда-то, не разбирая пути, и звучно впечаталась в дерево, невесть как оказавшееся передо мной. Зря я всё-таки одна ушла…

Если бы кто-то попросил Алексея назвать чародейку Алесю, изготавливающую любовные артефакты, одним словом, следователь не задумываясь назвал бы её стервой. Умная, расчётливая, во всём и всегда находит выгоду для себя любимой, при этом не обременена какими-то принципами морали и нравственности. Да, конечно, она потеряла в пожаре мужа и всё имущество, из-за чего вполне могла озлобиться, но только вот интуиция, обострённая армейской службой и отточенная работой, вопияла о том, что далеко не всё в рассказанной чародейкой истории было просто и понятно. Конечно, муж мог спасти свою жену, бросив ей артефакт, а сам погибнуть. Но с тем же успехом и результатом, что немаловажно, Алеся могла сама устроить пожар, засунуть крепко спящему мужу за пазуху феникс-камень, надеть на себя спасающую от огня подвеску и терпеливо дожидаться печальной развязки, дабы удостовериться, что супруг погибнет, а не сбежит. То, что чародейка снабжала госпожу Васильеву любовными амулетами, достоинства ни той, ни другой не добавляло. Конечно, голод не тётка, пирожка не подаст, но неужели никак иначе молодая и полная сил дама не смогла бы заработать себе на жизнь?! Ведь не дремучее же средневековье вокруг, начало двадцатого века, как-никак, дамы уже активно требуют признать себя равными мужчине, могут распоряжаться имуществом и работать, особенно те, кто не вращается в высшем свете.

Одно плохо: делиться своими подозрениями, пока они ничем не подтверждены, Алексей Михайлович не любил, да и не настолько он доверял Елизавете Андреевне, чтобы рассказывать ей о своих сомнениях. Госпожа Соколова – девица молодая, и пусть и не совсем уж глупышка, а всё же доверчива и наивна. Слова Алексея Михайловича она за клевету и навет дурной воспримет всенепременно, а коли так, есть ли резон с барышней подозрениями делиться? Правильно, нет такого резона. И Корсаров честно старался быть корректным с чародейкой, но сарказм помимо воли в словах, пусть и чуть приметно, а всё же пробивался, заставляя Алесю недобро сверкать глазами, а Елизавету Алексеевну внутренне негодовать и возмущаться. Закончилось же всё ожидаемо и нелепо: барышня вспылила, в очередной раз продемонстрировав собственную строптивость и избалованность, а вместе с ними и глупость, так как разобидевшись не на шутку решила вернуться к своему жениху одна. Это по полузаросшей тропинке, кою и при свете дня разглядеть ещё надо умудриться, в сумерках же оную и вовсе потерять немудрено! Алексей Михайлович в сердцах решил упрямую девицу не останавливать, пусть идёт, коли охота пришла, он не пёс сторожевой за ней бегать, у неё для этого, чай, жених имеется, да едва девичья фигурка за деревьями скрылась, тотчас же и пожалел, губу прикусил досадливо. Ведь коли сгинет, дурында упрямая, тётка её и слушать ничего не станет, прахом мелким по ветру развеет и всё.

– Вы как хотите, барин, а мне помирать во цвете лет не охота, - Алеся споро набросила на себя белый плат, метнулась к тропке, - госпожа Абрамова меня со свету сживёт, коли с её племянницей ненаглядной чего сдеется рядом с избёнкой моей. И так, люди бают, барышня сия пару раз со смертью едва разминулась на тропке узенькой. Да Вы-то не ходите никуда, здесь ждите, а то убредёте куда-нибудь, потом и с собаками не сыскать будет, топи болотные глубокие тут порой в самых неожиданных местах обнаруживаются.

Алексей выразительно приподнял бровь. Информация о болотных бочагах была для него новой, никто из слуг ни разу не упоминал о том, что домик чародейки на болоте стоит, но гораздо важнее была обмолвка Алеси о том, что жизни госпожи Соколовой несколько раз опасность грозила. Пожалуй, стоит разузнать осторожно, какие напасти происходили с Елизаветой Андреевной, и не этим ли объясняется стремление тётки всегда и во всём контролировать племянницу. Хотя, возможно, Софья Витольдовна просто властная натура, коя всех своих родных считает своей частной собственностью, лишая их права на собственные мысли, чувства и желания.