— Ах, Стоян! — вздохнула его жена. — Ну что ты понимаешь? Прелестная вещица! Внутри позолочена, а снаружи белый металл.

— Предпочитаю побольше масла в доме, чем такие жестянки.

— Жестянки! — крикнула дама с рыжими волосами. — Жестянки! Это же произведение искусства!

— Но позвольте, доктор Загоров, — инженер Тошков любезно улыбнулся, как бы заранее стараясь смягчить впечатление от того, что он собирался сказать. — Значит, вы отрицаете необходимость красивых предметов, которые пробуждают и формируют у нас вкус? Не так ли?

— Ну, это совсем другое дело. А какое эстетическое чувство мог развивать тот магазин подарков? Да и многие ли могли позволить себе роскошь покупать там что-нибудь?

— Дорогой доктор, — взволнованно откликнулась Перка, — не станете же вы утверждать, что лучше угождать людской безвкусице, как это делается теперь? Вместо красоты и эстетизма для немногих избранных — безвкусица для всех. Mais, ma chere, ton mari, je ne le reconnais plus [5] , — обернулась она к хозяйке.

— А кто их избирал, этих немногих? — неожиданно вмешалась Дора.

— Не лучше ли, — продолжал доктор Загоров, — чтобы красота существовала для всех? К этому, кстати, и стремится теперешний строй.

— Доктор! — крикнул толстяк. Он едва сдерживался. Шея его побагровела. — И вы тоже приспособились? Сказывается влияние вашего зятя.

Он встал, сделал несколько шагов к двери, но вернулся и наклонился к Загорову, все еще сидевшему за столом.

— Ошибаетесь, дорогой Загоров, сильно ошибаетесь. Увлекаетесь, и именно теперь, когда ждать осталось совсем недолго.

— Чего ждать? — спросил Загоров. Он видел, что и вправду увлекся, сказал больше, чем думал. — Чего ждать-то?

— Кажется, игра останется неоконченной, — сказал вдруг инженер Тошков и поднялся. — Простите, я должен идти. Дела…

Инженер никуда не торопился. Просто ему хотелось избежать этого спора. Он ожидал повышения, в чем ему должны были помочь родственные связи с начальником строительства, и поэтому предпочитал держаться подальше от подобных разговоров. Но, с другой стороны, присутствие дам делало сегодняшнее общество приятным. Тошков мимоходом взглянул в венецианское зеркало над камином, поправил галстук-бабочку и остановился перед хозяйкой дома. Любезности, которыми он ее осыпал, были почти искренни. Эта дама обладала упорным стремлением поддерживать моложавый вид. А особенно молодило ее ухаживание кавалера.

Потом Тошков с галантностью светского человека обратился к Доре. Но здесь, можно сказать, нашла коса на камень. Дора совсем не имела склонности выслушивать его комплименты, и инженер тотчас же переменил тон.

— А как поживает мой коллега?

— Неплохо, — ответила Дора.

— Он все еще не может расстаться со своими фантазиями, — добавила ее мать.

— А мы претворяем смелые идеи в жизнь, — Тошков снисходительно улыбнулся. — Кажется, он занимался когда-то этим водохранилищем, которое мы теперь будем строить? В моем отделе как раз работают над проектом. Да. Недавно я, как начальник отдела, начал изучать этот объект, внес предложение, его приняли, и теперь вместе с моими молодыми коллегами под моим руководством мы уточняем кое-какие детали. Да, вот что, наверное, вас заинтересует. В моем отделе работает девушка. Она назвала как-то имя вашего супруга. Да. Интересная девушка. Неприступная крепость, между прочим. Молодые загорелись, верят в строительство. Но, entre nous [6] , я хоть и начальник отдела, но несколько скептически отношусь ко всему этому. Год назад начали земляные работы. Потом все затихло. Я еще не был в Гидропроекте. Сейчас снова начинают — уже как будто всерьез. Но трудное дело. Нам не по силам. Проект неплох, да опытных строителей нет.

— Так ведь это водохранилище, вернее — проект, принадлежит Траяну.

— Помнится, — вмешался доктор Загоров, — инженер Евтимов первый изучал эту местность с той точки зрения, возможно ли там построить водохранилище.

— Конечно, он, — подтвердила Дора. — Еще пятнадцать лет назад он писал об этом.

Инженер Тошков снова снисходительно улыбнулся.

— Да, быть может, он бродил некогда по тем местам и предавался мечтам. Но от мечты до проекта расстояние довольно велико. Я говорю о настоящем, готовом проекте. О таком, какой предлагает наш отдел. Замысел вашего супруга остался в области предположений. А мы живем в реальном мире. Младен Зарев заканчивает детали рабочего чертежа плотины, а девушка, о которой я упоминал, работает над туннелем. Да.

— Кто этот Младен Зарев? Имя как будто знакомое, — спросила Фани.

— Нет, — Тошков пренебрежительно махнул рукой. — Наверняка вы его не знаете. Отец его был, кажется, столяром. Он говорит — краснодеревщиком. Фантазер. И весьма себя переоценивает. Да, он из этих — из энтузиастов.

— А девушка? — полюбопытствовала Фани Загорова. — И она инженер?

— Да, и какой интересный инженер! Вскружила немало голов в проектном отделе. И не только умом взяла. Что за фигурка! А ножки!

— Не очень-то я верю в ученых женщин, — откликнулась Перка, презрительно поджав губы.

— Право, девушка очаровательна, мадам Перка.

— Инженер Тошков, до сих пор я доверяла вашему вкусу. Но вы меня разочаровываете. Ум и красота несовместимы, — Перка вызывающе засмеялась.

— Исключение передо мной, мадам, — преувеличенно любезно сказал Тошков и слегка поклонился.

С кокетством, больше подходившим ей лет десять назад, Перка погрозила пальчиком:

— Вы неисправимы, инженер Тошков. Если вы идете, я с вами. Нам, кажется, по пути?

Толстяк не пошел с ними. Он молча раскладывал пасьянс и, казалось, был полностью поглощен этим занятием. Дора села рядом с отцом, стала рассказывать ему о своих тревогах.