— Берите, берите, пока есть. Скоро не будет у нас хорошей воды, — промолвил Петрун.

— Да что вы головы повесили, как вербы над водой? Не падайте духом.

Вуто многозначительно покачал головой и подмигнул, хотя никто на него не смотрел.

Его так и подмывало рассказать о том, что он слышал от Дражева. Никола голову давал на отсечение, что вся жизнь перевернется и что ждать осталось недолго. Он и Вуто убедил в этом. Впрочем, Вуто вообще не рисковал спорить с Дражевым. Он боялся Николы: прошлое связывало их.

На площади под балконом сельсовета была длинная каменная скамья. По вечерам на ней рассаживались старики. Девушки и парни, собираясь на «гулянье» в просторный школьный двор, обязательно хоть ненадолго задерживались у сельсовета. Те, кто направлялся напротив, в закусочную, тоже останавливались здесь.

В тот вечер на скамье сидели только двое стариков в плоских карнобатских шапках. Остальные стояли рядом. Шел неторопливый, степенный разговор о самом обычном: о том, что некстати нахлынувшие дожди мешают убирать картошку, об агрономе, собравшемся уезжать, о новом председателе сельсовета.

Собеседники почтительно расступились перед Стоилом, пропуская его к скамье. Дед устало опустился на нее.

— Что новенького?

— Новости наши давно известны, дедушка Стоил. Одна у нас печаль, — ответил мужчина средних лет в синем грубошерстном костюме. Он подергал себя за длинный ус, закрученный, как кудель карнобатской шерсти.

— А ты что голову повесил, Георги? Опять из-за водохранилища? Не тревожься, ничего у них не выйдет! — Вуто подтолкнул сидящих, чтобы подвинулись.

— Кто его знает, — неуверенно отозвался Петрун.

Он никак не мог решить, идти ему туда работать или нет. Конечно, близко. Каждый вечер можно домой приходить. Но взяться им помогать — значит рубить сук, на котором сидишь. Если б уверенность была, что стройка не будет кончена, с радостью пошел бы работать. И деньги, в кармане и из дому уходить не надо.

— Чего тут знать? — крикнул Вуто. — В первый раз, что ли, говорят о водохранилище? Ну и пусть себе говорят.

— Не в первый раз, — ответил рассудительно Георги, — только разницу надо понимать. Я вот как думаю: сейчас, скажем, наметили шоссе проложить так, что оно часть луга деда Стоила займет. Что же, отказаться от этого только потому, что дед Стоил, свой человек, может разобидеться? В прежнее время так бы и сказал: «Этот человек из нашего села, шоссе можно и сторонкой пустить, а его поле трогать нельзя». А теперь строят не в угоду одному человеку или селу, а для всего народа, для государства.

— Это какой же умник рассказывает тут небылицы усатым мужчинам? — громко крикнул Никола Дражев. Тяжело ступая, он подошел к скамье, одним взглядом окинул всех. — А вы и уши развесили! Он селу враг. Головы вам морочит. Я вот спрашиваю: хотите, чтоб наше село затопило? Хотите, чтоб нас выгнали отсюда? Вот что важно. Слушайте его побасенки и сложа руки ждите, когда нас вода смоет!

— Прав Дражев! — откликнулся кто-то сзади. — Поднимемся все как один.

— Что правда, то правда, — подтвердил, приободрясь, и Вуто. — Верно говорит. И я вам скажу. Работал я когда-то на этом водохранилище, тогда итальянцы начинали его строить. Были там и наши инженеры. Знал я одного — толковый, серьезный был человек. Как звали его, позабыл, а живет он в Софии, сам у него бывал. Ну так вот. Итальянцы его очень уважали. Но все же они были тут главные. А теперь такую стройку хотят поднять только своими силами. Мало наше государство для таких больших дел, да и народ наш беден. Прав Никола Дражев.

— В чем же это он прав, а? — раздался басистый голос Злати. — В том, что немцам на коммунистов доносил? В этом он прав?

— Может, когда и был неправ, а сейчас другое дело, — заговорил Петрун примирительно. В прошлом Дражев оказывал ему кое-какие услуги, и Петрун не мог сразу от него отречься.

— Говорю вам, — опять ворвался в разговор Дражев, — не бывать этому, увидите. Будьте спокойны и занимайтесь своим делом. Пусть я буду не Никола Дражев, если вода дойдет до села.

Дед Стоил раздраженно стукнул палкой.

— Ты, Никола, и раньше был неправ. Не только теперь.

— Когда это, ну-ка, скажи? — нахмурился Дражев.

Дед Стоил в упор взглянул на него, и Никола смутился. Он старался сделать вид, что не помнит, как прятался в сарае у деда Стоила в сентябре сорок четвертого года. Но старик напомнил ему об этом.

— Ты что ж, совсем запамятовал, что был помощником старосты и чем занимался до девятого сентября? Ты и тогда бил себя в грудь: «Попомните мое слово! Эти вот усы сбрею, если Германия проиграет войну». Германию разгромили — Россия-то посильней оказалась, а ты усы только чуть-чуть подстриг, чтоб помоложе стать.

Дед Стоил засмеялся. Говорил он обычно тихо и медленно, взвешивая каждое свое слово. Его смех привлек внимание — круг у каменной ступеньки стал плотнее.

Возбужденно заговорил Злати:

— Верно сказано! Дедушка Стоил всегда стоял за Россию. А на чьей стороне был Никола Дражев — нам хорошо известно… Послушай, Георги, ты пойдешь в читальню? Со стройки человек пришел, расскажет, как платить будут.

— Обязательно пойду.

Они ушли. Никола Дражев растерянно огляделся, но увидев, что другие не поддержали деда Стоила, снова осмелел и пренебрежительно усмехнулся.