Вначале для Асият был непривычен этот тяжелый декоративный наряд, еще бы — на нем одних серебряных украшений почти пуд. Но зато танец в этом наряде исполняется неторопливо, медленно, плавно, под аккомпанемент больших луженых медных подносов. Звонко прикасаются к подносам пальцы студенток-девушек, украшенные богатыми перстнями. Браслеты на запястье каждой руки цепочками соединены с перстнями на каждом пальце. И звонкая мелодия этого танца называется «Хила-лила-лилайла». Богат и своеобразен этот танец, и стройные джигиты берут его не быстротой и лихостью, а ярко подчеркнутой сдержанностью, гордой осанкой, каждым отчеканенным движением. Прекрасна в этом наряде Асият и очень похожа на царевну Аль-Пери с миниатюры Накра-Нача. На лбу украшения из серебра с перегородчатой эмалью, длинные до самых плеч серьги-подвески, на шее ожерелье из ливанских камней, на груди медальон с оранжевым сердоликом и много-много старинных монет, которым позавидовал бы любой нумизмат. Эх, жаль, что нет рядом оператора, чтоб заснять все это! Просто и великолепно. Вы только поглядите на нее, на движения ног, рук, на мимику!.. Слышите, как в такт музыке играют и звенят на ней эти украшения, дополняя мелодию?

— Вот чертовка, будто рождена, чтоб очаровывать людей, — говорил Кужак, радуясь, как ребенок, ерзая на месте, почесывая затылок, толкая соседей, и кричал, обернувшись к Хадижат: — Твоя кровь в ней кипит, Хадижа!

— А чья же еще? — лучась от радости, говорила Хадижа. — Эй, Кужак, не думай, что и она твоя дочь, она родилась совсем недавно…

— Все равно, душа радуется. Молодец, как будто в сказку меня окунула. Богатый у тебя сундук, Хадижа.

— Не только сундук… Ха-ха-ха!

— Усман, где ты, я бы на твоем месте… Эх, где мои двадцать лет?! — трет руки Кужак и не забывает добавить: — Вот он, вот наш джигит Усман, можете полюбоваться, стоит и в ус не дует!

Усман стоял в стороне, когда Асият с группой девушек-студенток кружилась в танце, подсказывая на ходу подругам то или иное движение. Последнее время многих забавляло ее поведение. Виртуозно танцевал и Мангул, его присутствие рядом с Асият все же задевало Усмана, но, глядя на Асият, он радовался и гордился. И все мысли в конце концов сходились к одному: «Все равно она будет моей, это она просто хочет подразнить меня, вывести из себя. Нет, я не дам помутнеть рассудку…» Как бы он не твердил себе это, но каждый ласковый взгляд Мангула в сторону Асият как острие кинжала задевали его. Нет, не стерпел он.

— Все, хватит, нет у меня больше терпения, надо кончать раз и навсегда! Она отбила у меня всякую охоту оставаться благоразумным! — крикнул он, схватив за плечи рядом стоящего Исабека, глаза его загорелись, выражая беспокойство и решимость.

— Что ты решил?

— Жениться. Я сегодня похищаю ее. Пошли!

— Куда?

— Ты друг мне?

— Допустим.

— Тогда не спрашивай, куда и зачем. К моей машине! — решительно говорит Усман.

— Ты же не умеешь водить… — о чем-то еще говорил перетрусивший Исабек, но Усман вытащил его на улицу. Дошел до оврага…

— Она возвращается домой обычно здесь, и мы ее здесь и сцапаем вечером.

— Знаешь что, давай меня в это дело не вмешивай, — просит Исабек.

— Ты мне друг? — настаивает Усман. — Этим все сказано!

А вечером пошел дождь, как из сита, мелкий-мелкий, о таком говорят: «насмешливый дождь». Сумерки только сгустились, когда Асият оказалась на заднем сиденье. Усман и Исабек были в масках, точь-в-точь такие в нашем ауле надевают на свадьбах, на торжествах, в самодеятельном концерте — войлочные маски с хвостами на макушке и с татуировкой. Когда они подкараулили у речки и схватили ее в мокром тумане, она сначала перепугалась, стала сопротивляться и сорвала маску. Узнав Усмана, она успокоилась. Усман хотел ее связать.

— Не надо, я же не собираюсь бежать, — сказала она.

— Кричать не будешь?

— Нет.

Усман заворачивает ее в бурку и вталкивает на заднее сиденье машины.

— А я все думала, когда же ты покатаешь меня на машине? А что вы надели эти страшные маски? — обратилась она к Усману.

— Так надо, по обычаю. Хватит, поиздевалась…

— А что теперь будет? — спросила она.

— Как что? Ты что, не догадываешься, мы же тебя похитили, понимаешь, похитили?!

— Ах, похитили… ну так бы и сказал, теперь понятно, — прыснула со смеху Асият, — это даже интересно.

— Тебе не смеяться надо, а плакать. — Усман гонит машину, цепко держась за руль, резко переключает скорость на поворотах, на подъемах, машина подпрыгивает на ухабах. После дождя на дороге стояла непролазная грязь.

— А зачем плакать?

— Как зачем? Вах, тебя умыкнули, на тебе пятно похищенной, тебя никто замуж не возьмет, если, если…

— Я и не собираюсь выходить замуж. А кто из вас меня похитил — ты или Усман?

— Я, я… — Сам не свой Усман отпустил руль и обеими руками стал бить себя в грудь, а машина свернула в кювет и мотор заглох.

— Что ты делаешь?! — орет Исабек.

— Все, хватит с меня! — крикнул Усман и ударился головой о потолок машины.

— Так бы давно и сказал. А при чем здесь Исабек?

— Он необходим как свидетель, — заявляет Усман, почесывая голову.

— Свидетель чего, преступления? — смеется, приставив ладонь ко рту, Асият.

— Учтите, — заявляет Исабек самым серьезным тоном, бросая маску, — я тут не при чем, я ничего не видел, ничего не слышал, ничего не знаю — это ваше дело, разбирайтесь сами! — И выскакивает из машины, хлопнув дверцей.