— Ничего, Хафиз, не переживай, успеется, будем и у меня! Люди не бывают хорошие и плохие, надо понимать их такими, какие они есть, с присущими им достоинствами и недостатками.

Да, в жизни нам со многим приходится расставаться, как-то надо стараться приладиться ко всему, что нас окружает. Я знаю, мне будет очень жаль расставаться со стройкой, тем более, с этими понравившимися мне студентами. Понимая все это, я в душе заранее переживал. Они уже готовятся к отъезду, через два-три дня подъедут два больших автобуса и увезут их в город. А пока они совместно с молодежью села в свободное от работы время готовятся к прощальному концерту самодеятельности. Многие из них так крепко подружились между собой, что иногда студенты остаются даже ночевать в саклях друзей.

Я на обед присоединился к бойцам. Дети мои, которых дома приходилось уговаривать есть, здесь ели с удовольствием и за это время даже стали крепче. Но сегодня с моими детьми сидят еще и дети Ражбадина — Ниночка и Искендер.

— Очень хочется, чтобы Ражбадин был спокоен, — говорю я жене.

— Не лезьте вы в наши дела, все уладится, — радостно проговорила Патимат.

Патимат с помощью Ашуры и Анай приготовила сегодня фруктовый суп. Странное дело, оказывается, если приложить выдумку, очень даже легко можно разнообразить еду. Раньше вот такое называлось компотом из сушеных абрикосов, а вот добавили туда немного риса — и компот стал супом. Мою Патимат теперь на стройке называют не иначе как шеф-повар, а шеф-повар — это, говорят, такой человек, который для одних котлет может придумать двадцать названий.

Если раньше уядуйинцы вообще не употребляли овощей, то теперь хозяйки прибавили забот работникам нашего райпо и завмагам, требуя привозить овощи: редьку, морковь, кабачки, баклажаны, капусту, петрушку, и те, как ни странно, доставляют. Вот такой получается баклажан, как говорит наш директор. Появились на прилавках магазина и всевозможные супы в пакетах, из которых можно быстро приготовить обед, и дети довольны, и хозяйкам удобно.

На второе Анай подала всем жаркое по-домашнему с молодой горской картошкой.

— Ой, простите, не знаю, получилась ли… — все смущается жена директора.

— Очень вкусно, пальчики оближешь! — восклицает Хафиз, — да у каждой из вас здесь врожденный талант!

Ражбадин, довольный, улыбнулся жене.

— Картошка свежая, ешьте на здоровье!

Славится повсюду наша, так называемая акушинская картошка. Она, во-первых, рассыпчатая, во-вторых отсутствует в ней горьковатый привкус. Земля наша каменистая, жесткая и пока что неизбалована химическими удобрениями.

За обедом моя жена радостно шепнула, что за этот месяц ей выпишут больше денег, чем в прошлый раз. И я бы получил больше, если бы не тот случай, когда я провалялся на больничной койке. «Даже если двести получишь, муж мой, хватит. Всем детям обновки купим». Как прекрасно, когда человек доволен своим делом, и, кажется, не может жена моя пока что объяснить, что это за радость в нее вселилась. Не из-за денег, клянусь, нет. Она довольна каким-то разнообразием, проникшим в ее жизнь. И я верю, что дальше она не сможет жить, как жила раньше, ей будет не хватать всего этого. Говорят же, не в деньгах счастье! Но откровенно скажу вам, почтенные: и деньги пока что много значат в жизни. Иметь их лучше, чем не иметь. Деньги приносят истинную радость и удовлетворение от сознания, что за это ты поработал добросовестно, помог людям и обществу своим трудом.

После сытного обеда студенты разбредаются по лугу. Одни ложатся на траву, раскинув руки и ноги — плашмя, другие сидят, третьи собирают цветы. Альпийский луг — сорви любой пучок — и готовый букет, в нем найдешь тюльпаны и первоцвет, нежную фиалку и колокольчик, голубой василек и клевер.

— Не рви!

— Тебе что?

— Зачем рвешь, чтоб выбросить?

— Девушкам нашим подарю!

— Вот из-за таких и оскудевает наша земля. Все рвут, не разбираясь, что и где… ведь на них вырастают семена, — возмущается студент, к которому Труд-Хажи обращался, бывало, «Эй, бородатый!».

И на следующий день кинорепортеры снимали меня в кабине бетономешалки, студентов — за работой на крыше, где они дружно выравнивали керамзитовые насыпи, девушек-стряпух вместе с моей женой, — где они стряпали, а детей директора и моих — в будущем детском саду, в светлых просторных комнатах и даже взяли у них интервью. Репортер с микрофоном обратился к моему Хасанчику:

— А тебе нравится здесь?

— Да. Мы же всей семьей помогаем строить.

— А чем ты помогаешь?

— Я лопаты таскал студентам.

— Молодец! А кем ты хочешь быть?

— Строителем. Я хочу папе и маме такой вот светлый дом построить.

— А у вас разве нет дома?

— Есть, но он старый, там таких белых стен нету. И окна разбитые.

— А кто разбил?

— Одно окно дети, а другое — папа, он так сильно рассердился…

— На кого?

— На этот самый футбол, он так ударил… — И Хасанчик, попятившись назад, разбегается и бьет ногой воображаемый мяч. — Вот так!

Все заулыбались. А я покраснел, надо же такое запомнить? Жена была права: ничего нельзя при нем делать и говорить, обязательно всем расскажет.