Вдоль замка прогуливалась молодая девушка, походка ее была резвой и даже беспечной, иногда она останавливалась, чтобы посмотреть на заинтересовавшее ее видение, дождя она не замечала, только руки покраснели от холода. Синего кобальта платье в ту пору облегало ее женственную фигуру, прекрасное сочетание с изумрудной травой. Временами она закрывала глаза, для того чтобы представить пейзаж в других красках, она одна и поэтому никто не мог смутить ее, и к несчастью дождь усилился, но она не побежала в дом, или под крышу, ведь приятно ощущать на своем лице хладные капельки. Вдруг она услышала, как ее окликнули, сначала не разобрала голос, но вскоре до девушки донеслись слова гувернантки.

– Даниэла, пора!

Леди не ответила, а прямо с той же грацией поспешила прямиком в замок, где ее уже заждались, находясь в нетерпении. Как только она шагнула через порог, женщина предстала перед ней, то была хозяйка замка матушка Даниэлы, с явным, чересчур заносчивым налетом аристократии, жесткостью, не проницательностью, строгостью поведения.

– Тебе не хватает чуточку расторопности и чувства времени, моя дорогая. И впредь, не желаю видеть тебя в подобном наряде.

– Мне нравится это платье. Оно старо, но не потеряло свежесть молодости.

– Жаль что женщины не так часто слышат подобных слов, как хотелось бы. – проговорила дама. – Надеюсь, в следующий раз ты будешь предусмотрительна. Мы опаздываем, так что не будем терять ни минуты.

Кортеж нагружен, пассажиры стоят в ожидании, все готово к отправке. Даниэла повиновалась, безмолвно села возле матушки, напротив отца. Путь предстоял недолгий. Всем семейством они спешили в церковь на богослужение.

Каждый человек индивидуален, но почему случается так, что одни выделяются более других. Может быть более талантлива, сведуща в речах людских и небесных, наделена дарами, нет, она не обладает сверхъестественными способностями, лишь деяния ее переворачивают людям душу. А как именно, это мы сейчас познаем на определенном коротком фрагменте из жизни Даниэлы.

На самом деле никто не опаздывал, весь сумбур произошел из-за излишней щепетильности миссис Краусвеа, она хотела раньше других прибыть в церковь, зная, что прихожане, все горожане в воскресное время слетаются в одно место, поэтому спешка происходила ради произведения впечатления. Ее отец держался спокойно, давно привыкший к выходкам своей жены, беззвучно листал газету, ища что-либо интересное в скучных хрониках королевства. Редко озираясь, он, как принято, находился под женским гнетом, раньше подолгу спорил, высказывал свое мнение, сейчас же когда дочь повзрослела, сам он постарел и осунулся, всё реже вступает в дискуссии с чужой жизнью, даже родных. Карета плавно двигалась, будто не касаясь земли, парила, по сторонам мелькали редкие деревья, за которыми раскинулись обширные поля и луга. Несколько миль и вот уже показался город.

Возница, остановив возле ворот церкви коляску, спрыгнул с козел, открыл дверь. Семейство Краусвеа в полном составе вышло, поправив платья и костюм, они двинулись к входу в храм. Прихожане приветствовали знатных людей. К мистеру Краусвеа подошел один джентльмен, с виду старый знакомый, они тут же завязали неуместный разговор.

А тем временем Даниэла, достала несколько монет, заранее припасенные, с кротостью подошла к мужчине, сидящему на земле. Нищий был легко одет, загорелый, тот не видел девушку, не взывал к состраданию, не кричал о помощи, не смотрел на проходивших мимо людей. И они его не замечали. Девушка протянула руку с монетами и вложила их в коричневую десницу нищего, он поднял на нее глаза, и произнес.

– Благослови вас Господь.

Даниэла поклонилась и удалилась с чувством как бы скрыться, ибо никто не должен знать о ее деянии, потому вернулась к матушке. Мысленно она произнесла – “Господи спаси раба твоего”. Миссис же в свое время наблюдала за происходящим, противясь поведению дочери.

– Дэни, зачем ты дала денег этому человеку?

– Потому что он нуждается в них.

– Разве. Посмотри на него, у него есть руки, ноги. Он вполне сам может прокормить себя. Я бы никогда не преподнесла подношение человеку, который не заслуживает подати. А о пьяницах я даже промолчу. – протестовала миссис.

– Вы неправы, нужно помогать всем кто просит, и тем, кто не в силах просить. Разве мы знаем его жизнь, что ждет его впереди, не нам судить, кто достоин, а кто нет. Человек с Христом на устах не способен желать злое, посему нам должно дарить добро всем, более тем, кто меньше всего этого заслуживает. Разве не знаете, что и язычники чтут “своих”, родителей, тех, кто поступает с ними по совести, мы же и врагов обязаны прощать и любить. Сейчас этот человек упал, придается страстям, но может, увидев вашу доброту, он одумается, попытается исправиться, мы не можем знать будущее, один крохотный поступок, и чья та судьба навсегда изменится.

– Поступай как знаешь. – ответила миссис Краусвеа и дернув мужа за рукав, поспешила в церковь.

“Вижу себя злодеем, в ваших представлениях о современном человеке”.

Строительство шло полным ходом, иногда Геральду казалось, что барабанная дробь по-индейски звучит у него в ушах, от которой нигде не скрыться, только если, уйти в лес как можно глубже, увидев вдали костер, приблизиться к нему. И вот, кажется, почудились три тролля, которым до утра суждено спорить, как такого костлявого приготовить; будучи в такой нелицеприятной ситуации, может тогда утихнут те надоевшие звуки. Если бы было всё так просто. Стук-стук, тук, тук, стук, оглашалось по замку и за его пределами. Смирившийся со своей участью музыкального критика, не имеющего слуха, джентльмен сидел в своей комнате, уставившись в документы. Среди цифр, малопонятных слов, чертежей, он буквально не мог возыметь хотя бы пару разумных мыслей, ничто не вязалось, читать что-либо было просто невозможно. А еще все эти неурядицы, дорогая его сердцу Элизабет Прэй не писала ему, он недавно хотел приехать к ней, но отказался от этой затеи, подумав, что глупее и быть не может. В чем собственно глупость? А в том, как граф будет выглядеть при очередной беседе, к тому же на ее территории. Нет, нужно было заманить леди в свое укромное гнездышко, где, по крайней мере, велики шансы наскрести, уловить чуточку уверенности. Хотя, как тут можно не осечься, когда собеседник при первой встречи начинает разговор с темы любви, кто угодно с легкостью пойдет на дно замешательства. Однако он ждал положительного ответа от Элизабет, как всякий влюбленный ни на шаг не подпускал к себе отчаяние или иные мерзостные губители надежд. Иногда он брал в руку перо, лист бумаги, но ничего не писал, то ли потому что не решался, то ли не мог найти нужных слов, ведь письмо к женщине не может быть простым, прямолинейным. И как же трудно не выплеснуть все чувства одним разом, поэтому так окоченевал в позе мыслителя, кое-что рвал и бросал на пол, без ярости и гнева, из-за несостоятельности раздумий, слишком бурных или пассивных излишеств чувств. Положение Краусвеа способно показаться плачевным, однако козыри в его рукаве по-прежнему были бесхитростно припрятаны.