— Я же все-таки сказал вам, что я сочиняю и преувеличиваю, и пытался даже объяснить, почему я это делаю, — начал хозяин.

— Но вы не сказали, что вы врете и обманываете, — оборвала его Ирма.

— Разве так уж велика разница, чтобы сразу, так сказать, сматывать манатки? — спросил хозяин.

— Мне этого достаточно, — ответила Ирма и, чтобы разом очистить душу от всей грязи, прямо и смело прибавила: — Когда я нанималась, вы придумали сестру, которой у вас вовсе нет.

— Вы и это знаете? — сказал господин Рудольф.

— Да, знаю. Я знаю и то, что каждые два-три месяца у вас появляется новая «сестра», что и меня вы заманили сюда обманом и я должна была бы стать вашей «сестрой», которая спит с вами в одной постели!

Эти слова казались Ирме ужасными, но она выкрикнула их в лицо хозяину, который спокойно сидел перед ней на краешке постели, словно размышляя о чем-то.

— Неужели вы хотите сказать, что уверены в том, что это коснется и вас? — спросил хозяин.

— Да, я уверена в этом! — с той же горячностью крикнула Ирма.

— Позвольте, барышня, сказать вам на это, что вы тоже врете, если пользоваться вашим же выражением, — сказал хозяин с прежним спокойствием, но чуть-чуть сдержаннее, чем до сих пор. — В этом последнем, в том, что касается вас, я и сам не уверен, как же можете быть уверены вы? Поскольку вы говорите со мной прямо и откровенно, позвольте и я буду таким же по отношению к вам. Хотите верьте, хотите нет, но я уже сам думал, как бы вас вежливо выпроводить отсюда, так как я решил, что вы не такая, какою я вас считал. У меня уже и план был, как от вас избавиться. Я собирался сказать вам, что мою сестру уволили и она сама будет вести хозяйство на первых порах, но, как видите, я бы здорово влип с этим враньем.

Господин Рудольф произнес все это просто и даже как-то уважительно, но его слова подействовали на Ирму как удары молота: девушка почувствовала вдруг, что она повержена. Куда девались ее жажда чуда и вера в него, что возникли совсем недавно, когда тетка утешала и подбадривала ее. Все исчезло — и лишь потому, что Ирма немножко замешкалась, увязывая свой узел, что у нее недостаточно высокий, а только выпуклый лоб, а это в беде, видимо, не помога.

Ирма не смела взглянуть на хозяина, боясь встретить его дразнящую улыбку или презрительную усмешку. И вообще она не могла двинуться с места — она думала: «Разве ты способна что-нибудь делать, если не можешь ни слова сказать, ни посмотреть по-человечески ему в лицо». Наконец она собралась с духом, расправила, так сказать, придавленные свои плечи и взглянула в лицо хозяину. Велико же было ее удивление, когда она не увидела на нем ни улыбки, ни насмешки, а прочла скорее что-то вроде тупой усталости или даже грусти. Ирма сразу обрела дар речи и сказала покорно:

— Ну что ж, тогда все в порядке, если и вы и я думаем одинаково.

Она сначала хотела сказать: «Мы оба думаем одинаково», но сочла, что это слишком фамильярно. Так можно было бы сказать, если бы она уже стала «сестрой» этого человека, который сидит на постели, на которой она, Ирма, спала две ночи и никогда больше спать не будет. И странно — когда мысль ее дошла до этого места, она вдруг задумалась над тем, что означает для человека слово «никогда». Просто смешно, как глупо устроена жизнь и создан для этой жизни человек! Так размышляла Ирма, нагнувшись к своим вещам, чтобы взять их в руки, и ей подумалось, что это ее последние мысли в присутствии господина Рудольфа. Но Ирма ошиблась. Едва она подняла вещи и двинулась к двери, как человек, с которым она вроде уже свела все счеты, сказал:

— А знаете, барышня, мне все же жалко, что вы уходите.

Человек сказал это совсем просто, даже сердечко, Ирме показалось, что сказал он от всей души, — и боль пронзила все ее существо, боль и в то же время сладкое ощущение, что чудо все же возможно и, пожалуй, не все, что говорит этот человек, такая уж ложь. Правда, тетка сказала, что в их роду никогда еще не случалось чуда, но, может быть, когда-то и произойдет, произойдет как раз с Ирмой — в этой самой комнате, где на краешке ее постели сидит этот человек. Да, в мыслях Ирма назвала постель вдруг своею и остановилась, держа в одной руке чемодан, а в другой — узел, увязывая который она немножко запоздала с уходом.

— А вам не хочется опустить на пол свои вещи, присесть и послушать меня? Вы ведь ничего не потеряете, скорей немножко приобретете, поучитесь, как жить. К тому же я должен вам за два дня работы и деньги на такси, ведь вольно или невольно я выгляжу обманщиком, который доставил вам ненужные хлопоты и траты. Правильнее было бы мне заплатить вам за две недели, а уж за два дня и автомобиль — непременно, — сказал господин Рудольф.

— Спасибо, — кратко ответила Ирма. — Я первая отказалась от места и не вправе что-либо получать.

— Вы же уходите из-за моего обмана, а не по своему желанию, — возразил хозяин. — Так что я морально обязан вам…

— Морально обязаны! — воскликнула Ирма и опустила вещи на пол; слова эти до того разозлили ее, что она готова была заплакать. К тому же она чувствовала, что теперь она свободна и может высказать свое мнение. Ведь все равно уже все кончено. А если не кончено, то это сущее чудо, а чуду ее слова не помешают, разве что этому человеку, что сидит на краешке постели. — Вы морально обязаны! — саркастически произнесла Ирма.