— Та-ак, — задумчиво произнес парень и немного погодя прибавил: — Стоило ли ради этого уходить из деревни…

— У меня есть свободное время, так условились, когда нанималась, могу учиться дальше. Скоро буду ходить на курсы, и мои хозяева обещают мне помочь устроиться, у них есть знакомства и связи.

— Одним словом, протекция, — сказал парень.

— Что поделаешь, если нельзя иначе.

— А где ты живешь? Нельзя ли как-нибудь зайти к тебе? — спросил Ээди.

Ирма заколебалась — что отвечать. Но вскоре нашлась.

— К сожалению, — сказала она, — ко мне не должен заходить ни один гость — ни мужчина, ни женщина. Так условились, когда нанималась. Чужие мешают хозяевам.

— Та-ак, — произнес парень, задумался и спросил: — А может, встретимся где-нибудь? В кино сходим или куда еще…

— Об этом я еще ничего не могу сказать, — ответила Ирма и заторопилась, — место новое, работы немало, к тому же учиться надо, на курсы ходить.

— Многого ты надеешься достичь своим учением? — спросил Ээди.

— Того же, что и ты, ведь ты тоже приехал в город учиться, — ответила Ирма и сделала шаг.

— Я приехал сюда только для того, чтобы иногда встречаться с тобой и не упускать тебя из виду, вот что я могу тебе сказать. — Он произнес это совсем тихо, глядя куда-то в сторону.

Ирма хотела что-то ответить, но вдруг вспомнила, как поднимала с земли розы, и слова замерли у нее на губах. Она не сумела даже сказать «до свиданья», лишь повернулась и пошла. Когда она, пройдя уже далеко, обернулась, Ээди стоял на том же месте и смотрел ей вслед. Слезы побежали у нее из глаз, и так она шла, с мокрыми щеками, всю дорогу. Сначала она пыталась вытереть глаза, но слезы все набегали и набегали, и Ирма шла с мокрыми щеками.

Войдя в дом, Ирма неожиданно для себя самой и почти бессознательно принялась собирать свои вещи. И только когда они были собраны, она сообразила, что делала и какие может это повлечь за собой последствия.

Она взяла было ключ и заперла чемодан, но когда стала увязывать узел, вдруг остановилась, бросила веревку, встала и пошла на кухню. В самом деле — не могла же она уйти, не прибравшись на кухне! И принялась скрести, мыть, полировать, тереть, чтобы все сверкало и блестело, как никогда раньше. Господин Рудольф должен увидеть своими глазами, если они у него есть, что Ирма не такая, чтобы навязываться ему в «сестры», как их называет мадам дворничиха, что она хочет пробиться в жизни своими руками и разумом. Она дочь деревенского бобыля, а не какая-нибудь изнеженная худосочная дочка богатого хозяина, у которой на каждый чих есть служанки и горничные.

Размышляя так, Ирма и не заметила, как с тряпками и пастой в руках она прошла от крана на кухне в переднюю, а потом в комнаты, протирая и полируя ручки дверей, словно решила убедиться своими глазами перед уходом, засверкают ли медные предметы в квартире у господина Рудольфа или не засверкают. Ирма работала с таким усердием и азартом, что ей стало жарко и щеки ее разрумянились. Она на минутку задержалась перед зеркалом с тряпками в руке и взглянула себе в лицо. Щеки ее пылали, волосы спутались! И Ирма решила вдруг, что со спутанными волосами и румяными щеками она выглядит совсем недурно. Лишь сейчас она впервые обратила внимание на то, что у нее выпуклый лоб, и ей вспомнилось — то ли где-то читала, или от кого-то слышала, — что выпуклость лба говорит об уме; не высота, а именно выпуклость. Конечно, особь статья, когда лоб и высокий и выпуклый. Но к лицу Ирмы, пожалуй, не шел бы высокий лоб, тогда глаза были бы слишком далеко от прядей волос.

В эту минуту Ирме подумалось — чего она стоит со своими тряпками перед зеркалом господина Рудольфа, очень нужен ему ее выпуклый лоб! Но говорила же Лонни, что мастер у них на фабрике так и вьется пчелой вокруг тебя, если ты молоденькая, кругленькая, мягонькая… Она вдруг испугалась, что не успеет управиться со своими делами, прежде чем придет хозяин. Она поступила очень глупо, что не увязала в первую очередь узел. На худой конец она могла бы помыться и у тетки, но куда денешься с незапакованными вещами.

И с новым жаром Ирма взялась за работу, и щеки ее вскоре запылали еще ярче, чем когда она смотрелась в зеркало. Но, будто назло, все вышло так, как она опасалась: Ирма как раз корпела над узлом, когда пришел хозяин. «Вот и заявился, — зло подумала Ирма. — Нет у тебя двух чемоданов, куда сунуть свои вещи. Ты — всего лишь дочь бобыля…»

— Эге-е? — удивленно и вопрошающе произнес господин Рудольф, застав Ирму, увязывающую узел. Ирма же в эту минуту думала: «Только перевязать осталось, а то бы успела. Вот он, твой выпуклый лоб, на который ты любовалась в зеркале господина Рудольфа!»

— Что с вами случилось, барышня дорогая? Что стряслось? — спросил хозяин и присел напротив Ирмы на краешек постели.

— То, что видите, господин Рудольф, — ответила Ирма. — Я ухожу, я считаю, что это место мне все-таки не подходит.

— Но почему же? Видно, я надоел вам своей болтовней и сочинительством?

— Господин Рудольф, вы не болтаете и не сочиняете, а просто врете и обманываете, — сказала Ирма; ее душили слезы, словно неукротимая и бессильная злость искала в них выхода.