— Утомленное солнце нежно с морем прощалось, — пропела балерина и добавила: — В нашей жизни все будет по-другому! — Популярная в те времена песня продолжалась словами: «В этот час ты призналась, что нет любви».

Василий молчал. Он был подавлен свалившимся на него богатством, уверенностью Татьяны в строе их последующей жизни и предложенной поездкой на юг, от которой никак нельзя было отказаться, не обидев балерину.

— Как ты считаешь, будет ли мне к лицу голубой купальник? — спросила Татьяна и осеклась. По лицу Василия было видно, что он думает не о купальнике, не об утомленном солнце и морской стихии, а о чем-то другом, далеком и непонятном. — Вася, что с тобой?

— Таня, — решился на объяснение Василий. Его голос был смущенным. — Мы никуда не едем. Я завтра начинаю готовиться к экзаменам в медицинский институт, а ты мне будешь помогать.

— Что за глупые шутки! — возмутилась балерина. — Ты в своем уме?

— Любимая, — Василию казалось, что эти слова нельзя не понять, — помнишь, в вагоне я говорил, что чувствую в себе великие силы, но не знаю, куда их направить. Теперь я нашел свое призвание. Это медицина. Я стану врачом, стану обязательно!

— Какое призвание?! — она задыхалась от негодования. — Медицина такая противная! Эскулапы любят лапы! Лепилы проклятые! — Татьяна вложила в эти слова все презрение лагерницы к медсанчасти и ее персоналу, этим сытым и бессердечным придуркам. Она не забыла, как после аборта валялась в горячке на грязных простынях с пятнами крови и как никто, никто не протянул ей руку помощи, никто не сказал доброго слова и не подал кружки воды. Еще живую, ее зачислили в покойницы. Реакцией врача на неожиданный выход больной из кризиса было восклицание:

— Федотова?! Ты, сучка, живучая!

Операция и болезнь ее искалечили. Результатом стало бесплодие. В московской клинике, куда балерина обратилась за советом, ответили:

— Если хотите родить, то вам придется долго лечиться.

Татьяна стыдилась своей болезни и не хотела, чтобы о ней знал Василий. Вася хотел ребенка! Еще в первые дни близости он сказал:

— Таня! Ты родишь мне сына Васю. Не бойся стать матерью. Ждать нечего. Я прокормлю семью. Буду где-нибудь учиться и подрабатывать. Недавно заходил Колька-такелажник и звал к себе в бригаду. Там можно прилично подшибить. Нам хватит на троих.

— Не выдумывай глупости! — продолжала Татьяна.

— Я не выдумываю! — Он не понимал, что движет балериной, и думал только о своей мечте.

— Выдумываешь! Выдумываешь! — Татьяна замолчала. Она почувствовала, что ее слова не трогают Василия, и, чтобы исправить положение, перешла на тон женщины, уверенной в своей власти над мужчиной. — Хватит пререкаться! Все решено. Мы отправляемся в свадебное путешествие. Пора подумать о сборах! — Решив, что бунт на корабле подавлен, она подняла голову и вздрогнула. Перед ней стоял не светлый и лучезарный Вася, а незнакомец с суровым обликом, который подошел к ней в вагоне. Его глаза смотрели мимо нее в пространство. «Василий снова надел маску, — ужаснулась балерина, — но теперь он закрывается от меня».

Издалека донесся голос:

— Таня, я пойду. Надо доставать учебники. — Василию казалось, что он не может откладывать это дело ни на минуту.

Первый раз они расстались без поцелуев и нежных слов и первый раз за полтора месяца провели вечер вдали друг от друга.

Весь вечер Татьяна не находила себе места. Ее наполняла обида на Василия.

«Что за глупая затея с поступлением в медицинский институт?» — Татьяна представила, как Вася в белом халате и в облике лагерного хирурга, по прозвищу Шуруп, приходит на операцию. Его глаза были пустые, блестящие и незамечающие. Шуруп баловался внутривенным введением спирта. Балерина зажмурила глаза и зажала уши. Хирург сгинул. Но из головы не уходила мысль: «Вася разрушил своим сумасбродством план свадебного путешествия, в который я вложила столько сил и мечту! Он не считается со мной! Идиотский институт! Дурацкая подготовка к экзаменам! Он упрямый и действительно засядет за учебники!» Еще час назад балерина жила в Царстве Любви. Ей казалось, что теперь она бродит в его развалинах.

Еще больше, нежели обида, ее мучила мысль: «Что теперь скажет мама?»

Анастасия Ивановна несколько раз как бы между прочим напоминала о непрактичности и бедности Василия и трудностях жизни с таким мужем. Дочь была совершенно уверена, что мать заблуждается, и возражала:

— Вася все может — и заработать деньги, и организовать жизнь. Стоит ему только захотеть!

Анастасия Ивановна не спорила, но через некоторое время повторяла свое.

Сообщение Сергея Сергеевича о том, что Василий определяется к нему на хорошую работу, казалось, разрешало конфликт. «Наконец мама поймет, кто из нас был прав. Мой Вася все может!» — торжествовала балерина. Необъяснимый поступок Василия ставил ее в трудное положение.

Порывы ветра заносили в комнату тополиные пушинки. Они вертелись кругом и не давали покоя. Слышалось, будто пушинки посмеиваются и шепчут что-то обидное. Татьяна захлопнула окно. Пушинки осели. В комнате стало душно. Пришлось распахнуть створки. Пух полетел снова. От этой круговерти было невыносимо. Внезапно балерина успокоилась. Перебирая на столе вещи, она увидела записку Василия, которую он оставил ей две недели назад. Слова были написаны корявым почерком. В коротком тексте имелись три грубые орфографические ошибки. По их поводу Вася получил от нее замечание.