После ужина их построили по десяткам и увели распихивать по камерам. Надежды на спокойную жизнь вспорхнули и клином потянулись в теплые края, стоило Джейсу переступить порог камеры. За спиной злорадно фыркнул конвоир, толкнул Джейса меж лопаток, заставляя полностью зайти в маленькое помещение, и тут же грохнула тяжелая дверь. Джейс и его сосед остались один на один.

Соседствовать теперь полагалось с тем самым белобрысым мальчишкой с глупой детской мордой. Впечатление детскости усиливали рапахнутые от ужаса голубые глаза. Он был физически развит уже как взрослый мужчина, но явно не заматерел. Уверенности в нем не было ни на грош. Джейс мог без карт и кристального шара предсказать многие беды на эту голову. Тем более, что пацан был не то чтобы красавец, но и не урод. Черты лица простоватые, немного грубые, хоть и смягченные юностью, и все же приятные. Симпатичный домашний мальчик, потерянный и напуганный переменами в жизни. По уму от такого магнита для неприятностей надо было держаться подальше, но им предстояло всего лишь жить в одной камере.

Пацан стоял у коек с абсолютно растерянным видом. На старшего товарища он смотрел, как теленок на волка, явно нарисовав в воображении какие-то страшные сценарии. Джейс подумал, что, должно быть, еще недавно сам так смотрел на Кору. Неужели ей все так же было видно? Интересно, а ее так же раздражало то, что он видел в ней монстра? Если да, то уважения к своей бывшей хозяйке у него должно было прибавиться, потому что у самого руки так и чесались встряхнуть мальчишку или хотя бы дать ему подзатыльник, чтобы вывести из этого заторможенного состояния.

Ростом он был меньше Джейса, но не так чтоб слишком, и при этом зажимался все больше и больше, чтобы казаться меньше и не особо раскрываться для удара. Джейс смерил его холодным взглядом и уверенно двинулся к койкам. Хлопнул по верхней тяжелой ручищей и строго рыкнул:

— Слушай сюда, салага. Верхняя койка - моя, мое барахло не трогаешь и вообще в мою сторону не дышишь. Ведешь себя тихо, меня не кантуешь и будешь жить. Понял?

— Да, с-сэр, - едва шевельнув по-девчачьи розовыми губами мальчишка. За день, видимо, ему уже успели не раз намылить холку, перебивая привычку называть всех "господами".

— Тихо ты, идиот!
– шикнул на него Джейс.
– Никогда не называй другого раба "сэр"! Тут же скатишься в самый низ пищевой цепочки. И от инструкторов огребешь!

Ворча что-то матерное и нелестное про умственные способности своего соседа, "паленый" одним ловким движением взлетел на свое спальное место, как кот на дерево.

— А как мне к вам обращаться?
– донесся до него еле уловимый вопрос.

— Никак. Каким местом ты меня слушал?
– буркнул Джейс, расшнуровывая ботинки. Их он собирался прикрутить к железной перекладине в изножье. Все вещи в бараке всегда надо было держать как можно ближе к себе. Бросив косой взгляд на в конец сдувшегося салажёнка, Джейс чуть смягчился.
– По номеру или по кличке тут к друг другу обращаются. Но по кличке это только если друзья.

Мальчишка кивнул, не поднимая глаз, и заполз на свою койку. Сначала немного повозился, а потом стих, будто и нет его совсем. Через минут десять в громкоговоритель прозвучала команда "отбой" и свет вырубили. Джейс лежал, подложив под голову руки, и пялился в темноту. Чужой страх наполнял маленькую неуютную камеру похлеще любой вони, хотя запахов в камере особо и не было. Так, не выветрились остатки антисептика, несет дешевым стиральным порошком от тощей постели да не менее дешевым гелем для мытья всего себя.

Когда самому больно и страшно, нет сил обращать внимание на что-то вне этого внутреннего ужаса. Джейс знал это и по себе, и по другим. Но, к его собственному удивлению, в эту минуту, когда он как раз хотел перед сном обратить внимание на свои мысли, его раз за разом переключало на чужой страх. Сначала нахлынула волна дикого раздражения, а потом он вспомнил самого себя всего несколько лет назад. Да, ему тогда было хуже, чем этому пацану, но нет ничего тупее, чем меряться болью.

— Четыре-пять-четыре, - сухо бросил Джейс в темноту и тут же почувствовал, как давление чужой боли ослабло.

— Семь-пять-два, - послышалось в ответ, и Джейсу показалось, что в голосе парнишки не прозвенел нерв.

И все-таки этот проклятый пацан открыл дверь для того, что Джейс так старательно подавлял. Он закрыл глаза и тут же увидел Кору. Она смотрела на него с любовью и одобрением, ласково улыбаясь понимающей и теплой улыбкой. Сердце сжалось так, что дыханье перехватило. Если бы он умер в тот момент от инфаркта, не удивился бы. В уголках глаз закололо влажным холодом. Нельзя, нельзя, нельзя. Нельзя скучать, тосковать, вспоминать. Это верный путь к раздолбанным нервам и какому-нибудь срыву. Надо иметь дело только с тем, что сейчас перед тобой.

Джейс бережно, будто хрупкую редкую бабочку, укрыл этот образ непроглядной темнотой и упрятал в самый дальний угол в своем сердце. Опираться на то, что дала ему Кора, стремиться к цели ради ее веры в его силы он еще мог. Но вот так травить себе душу воспоминаниями о том, что было более недоступно и, может быть, было потеряно навсегда - это было прямым путем к сумасшествию. Где-то в его скитаниях ему повезло погреться у чужого костра, когда уже замерзал насмерть. Теперь надо было идти дальше, не оглядываясь, потому что пути назад больше не было, а попытка отыскать то, чего не было, равносильна смерти. А то, что перед глазами все еще пляшут языки пламени и тело помнит тепло - это ничего, это... пройдет? Джейс не хотел, чтобы это проходило. Последней мыслью было, как по-испански будет "огонь", и усталость наконец-то свалила его.