Шрифт:
"Чего ты ищешь, что потерял в этой проклятой земле, Зосиме?"
"Уж не ищешь ли золото своего отца Джурумиа?"
"Чего ты ковыряешь эту землю, Зосиме, успеешь в нее сойти!"
"Пусть мой враг сойдет в нее раньше меня!" — ничуть не обижаясь на соседей, отшучивался Зосиме. А врагами своими он считал тех, у кого было много земли, кто жил чужим трудом. Ну что ж, пусть сбудутся твои пожелания, Зосиме. Пусть сгинут наши враги! — подумал Варден, продолжая разглядывать стоящих под деревом крестьян. А вот этого он не помнил, должно быть, он был еще мальчиком, когда Варден уходил в солдаты, а сейчас — бородатый мужик. Как узнаешь? А вот стоит Иванэ Эсебуа. Самый уступчивый крестьянин во всей деревне, самый бессловесный, всегда покорный своей участи. Он такой добряк, Иванэ, кажется, что он и на муравья ногой не наступит. И сейчас он стоит добрый и покорный, и немигающими глазами смотрит на ораторствующего Зосиме. Старик, наверно, немало удивляет Иванэ своим характером — то он склоняется перед насилием, то всеми силами противится ему. А Иванэ так не может. "А надо сделать так, чтобы мог, — подумал Варден. — Как все-таки похожи и не похожи люди друг на друга".
Варден не слышал, о чем шел разговор под деревом, а там говорили о том, что его кровно интересовало.
— Пусть запоздавший поторопится. Интересно, чего мы ждем до сих пор? Манны небесной, что ли?
— Кто быстро режет, тот долго жалеет, Зосиме, — возразил старику Иванэ. — Не всегда дела крестьян будут идти так. Когда-нибудь бог и на нас обратит внимание.
— Бог?! — усмехнулся Зосиме. — Не дождемся мы внимания бога, Иванэ. Нет. Бог в крестьянскую судьбу никогда не вмешивается. А вот человек нам поможет. Есть такой человек, справедливый человек — заступник всех честных людей.
— Человек — не бог.
— Что может человек, Зосиме?
— О каком человеке ты говоришь, Зосиме? Кто он? — послышалось с разных сторон.
Зосиме поглядел на неразлучного Кочоиа, а тот незаметно кивнул ему.
— Да назови, наконец, этого человека, Зосиме, — взмолился Иванэ.
— Ленин зовут того человека.
— Ленин? — переспросил Иванэ и, наморщив лоб, попытался вспомнить, где он уже слышал это имя.
Кочоиа заметил это и легонько толкнул Зосиме в бок.
— Ленин приблизил во многих краях судный день для грешников и день торжества для праведных. День торжества для таких, как мы.
— А нам от этого не легче, — сказал один из крестьян.
— Да, не легче, — подтвердил другой. — Где-то у кого-то праздник, а у нас сплошное горе.
— Скоро праздник наступит и для нас, — сказал Зосиме.
— Кто это тебе сказал, Зосиме?
— Откуда ты знаешь, Зосиме?
— Ленин сам передал нам это через Вардена Букиа.
— Нам передал?! Через Вардена?!
— Одними добрыми советами дело не сделается.
— У Ленина здесь свои люди, — вмешался в разговор паромщик Бахва.
— Эти люди и приблизят у нас судный день для грешных. Люди Ленина, — сказал Зосиме. — Я ведь говорил, что без крови землю никто не уступит.
— И у нас должна пролиться кровь, — подняв голову, неожиданно для всех сказал Иванэ Эсебуа.
На выступающих из-под земли толстых, изогнутых корнях платана сидел среди крестьян провизор Эстате Начкебиа. Здесь был и полевой сторож Павле, упрямый и язвительный человек.
— Насчет крови ты правильно говоришь, Нестор, — сказал Павле, — только чья это будет кровь? Вот придет сюда большевистская армия, и мы в своей собственной крови захлебнемся.
— Неправду говоришь, Павле, большевистская армия идет не воевать с нами, не покорять, а помочь нам, — сказал Начкебиа.
— Кому это нам?
— Нашему народу она идет помочь, Павле!
— Какой народ просил русскую армию о помощи? Грузины просили?
— В Красной Армии не только русские бойцы, Павле. Да и Россия теперь не царская, а ленинская, — сказал провизор.
— А мне все равно, кто придет, — сказал Павле. — Для меня они все чужие. Никто их не просит — приходите, покорите нас. Я, например, не прошу.
Вечер еще не наступил, и блеклые желто-соломенного цвета лучи солнца еще заливали землю, но в узкой, как вагон, комнате Шалвы Кордзахиа было уже темно. Маленькая жестяная лампа с абажуром освещала только стол. На столе рядом с портретом Жорданиа стоял теперь портрет Ленина. Лицо Ленина осенял красноватый отсвет от обожженной бумаги самодельного абажура. Ленин был в пальто с каракулевым воротником и кому-то улыбался, прищурив глаза.
Этот портрет Шалва извлек из свертка, который нашли в классе его ученики. И когда Варден пришел к Шалве, ленинский портрет уже был в рамке рядом с портретом Жорданиа.
За столом сидели Шалва и Варден, и по тому, какими уставшими выглядели оба, можно было догадаться, что сидят они за этим столом и спорят уже давно.
— Я согласен с тобой, Варден, — сказал Шалва. — Человек начинает выбирать свой путь в жизни, свое призвание, свою жизненную цель, едва лишь становится на ноги.
— Но некоторые люди в пути меняют свои взгляды и избирают другую цель, — сказал Варден.
— Меняют. Но меняют в зависимости от того, в каких условиях им приходится жить. Меняют и в зависимости от своего характера.