Наконец они взошли на крышу.

Неприятные воспоминания, ничего не скажешь, подумал Кей, чувствуя, как ветер хватает его за волосы.

Мужчина встал возле парапета и похлопал трубу на треножнике, в которой Кей секунду спустя распознал телескоп.

— Давай, посмотри, — сказал Сенсей, настраивая последний и освобождая место.

Кей помялся, но указание исполнил.

В маленьком выпуклом отверстии ему открылся вид на пентхаус, расположенный на верхнем этаже небоскрёба.

Через высокие прямоугольные окна можно было увидеть просторный белый зал. Кей заметил чёрный кожаный диван, несколько книжных полочек, стеклянный столик, на котором стояла прозрачная шахматная доска, и странное отсутствие телевизора, которому, казалось бы, полагается быть в зальной комнате.

Прошло некоторое время. Дверь приоткрылась, и в помещение вошла черноволосая девушка. С такого расстояния рассмотреть было проблематично, но, кажется, ей было в районе восемнадцати лет. Волосы её были мокрыми, а тело прикрывал единственный чёрный халат.

Кей медленно отодвинулся и пристально посмотрел на Сенсея.

— Это не то, о чём ты думаешь.

Кей молчал.

— Почти.

—…

— Эта девушка, — он показал движением головы в сторону небоскрёба, — не совсем человек.

— Не совсем? — удивился Кей. — Значит она из…

— Нет.

Кей нахмурился.

— Те были Высшие духи. Порождения негативного измерения, генералы империи мёртвых, которые просто взяли себе материальную оболочку. Им не нужно дышать, спать… Ничего из этого. Она же человек, но не совсем…

Некоторые души после смерти не покидают своё тело, но обретают как бы вторую жизнь. Мы называем их «бродячими», потому что они могут находится при свете дня…

— Как Блейд?

—…Ну да. В общем и целом, они почти не отличаются от простых людей за исключением способности проводит негативную энергию.

— Как мы?

— Как мы.

— И в чём разнится?

Сенсей замолчал.

Затем медленно… возможно даже слишком медленно достал сигарету, зажёг, закурил, — Кей наблюдал за всей чередой неторопливых действий, — сделал затяжку и сказал:

— Разница в том, что им положено лежать в могиле. По-хорошему, от неё вообще нужно избавиться, но…

— Избавиться? Ты собираешься её убить? — прищурился Кей.

— Она уже мертва. Но суть не в этом. Дослушай до конца, а потом задавай вопросы, ладно?

—…

— Ладно?

— Ладно, — хмыкнул Кей и сложил руки.

Сенсей кивнул.

— Тринадцать легионов постоянно ищут бродячих. Ценные кадры. Если они смогут заполучить её в свои руки, у нас будут определённые проблемы. Но. Мы людей не убиваем. Даже тех, которые уже мертвы. Мы — хорошие парни.

Кей вскинул бровь.

— Правда.

— Верю.

—…К тому же иной раз бродячие тоже бывают полезны. Угадаешь почему, или ты у нас чисто из вредности язвишь, а не потому что умный?

Кей прищурился. В его голове немедленно щёлкнула лампочка.

—…Приманка.

— Именно… Вообще, — стряхнул сигарету. — Мы и вас могли бы использовать в качестве приманки. Но вы для нас — ценные кадры. Это опасно. В свою очередь бродячие представляют ценность для самих обитателей мира духов. Здесь всё наоборот. В данном случае мы сами выходим на охоту.

—…

Кей молчал.

Теперь он понял, чего именно от него хочет этот мужчина.

— Значит… — сказал он погодя. — Ты хочешь, чтобы я за ней шпионил?

— Именно так. Если не нравится слово «шпионить», можешь использовать «присматривать» или «приглядывать». Суть одна и та же. У меня свои дела, а для тебя это помимо всего прочего будет полезный опыт и тренировка. Стражи должны уметь не только махать кулаками, но и заниматься… Такими вещами.

— Шпионить за людьми?

— Приглядывать. Справишься?

Кей замялся. Затем снова посмотрел в глазок и спросил:

—…А если я её трахну, это будет считаться некрофилия?

—…

Если я скажут да, тебя это остановит?..

…

…

…

Фух. Это было… Сложно.

Немного.

То ли потому Кей был несколько смышлёнее Коу, то ли потому что он не чурался задавать неудобные вопросы, а может всё дело было в моей собственной лености, по причине которой я не разработал некоторые важные элементы сеттинга, но в этот раз мне пришлось очень много придумывать «на ходу».

Впрочем, и такое бывает. Иной раз история пишется сама по себе, и иной приходится выдавливать её со скрипом и болью, и всё равно получается кривое нечто, которое, при попытке доработать его напильником, орёт как младенец при попытке применить к нему тот же инструмент.