Она обмякла и рухнула на пол. Миг – и ее окутало темное облако, а когда оно растаяло, не осталось ничего, лишь корона, сиротливо завалившаяся набок.

– Мама! Нет!

Генри потянулся к короне, но в миг, когда пальцы почти легли на тяжелое основание, рядом с ним вспыхнуло золото. Постепенно сияние приобрело форму, вытянулось. Мишель готова была поклясться, что уже видела такое прежде. А когда у сияния появились глаза, лучистые и все понимающие, она вспомнила: так было и в кофейне, когда она повстречала странного бариста.

Послышалось громкое тиканье часов, и вновь все заволокло дымкой.

– Что скажешь, лапочка Мишель? – низкий голос бариста Марка заставил туман поредеть.

Его темный силуэт будто светился изнутри золотом. Мишель оглянулась, но не нашла ни Генри, ни Алека, ни даже Тэша. Призраки прошлого тоже растворились в сером тумане.

– Где Генри? – с беспокойством спросила Мишель.

Больше всего на свете ей хотелось убедиться, что корона не навредила другу, что путешествие в прошлое не стоило ему слишком дорого. Теперь, когда она знала правду, размолвка Генри и Алека выглядела досадным недоразумением, стечением ужасных обстоятельств, повлекших страшные последствия.

– Я в тебе не ошибся, – проговорил бариста и улыбнулся, отчего в уголках льдисто-голубых глаз появились морщинки. – Добрая девочка.

– Что с ними будет? – спросила Мишель.

– Мышиный король сожжет себя, пытаясь исправить ошибку матери, люди оживут, но, лишившись поддержки стражей, не смогут противостоять теням, которых сдерживал маг короны, и в конечном счете, их мир тоже будет разрушен, – спокойно проговорил Марк.

Мишель зажала рот ладошками. Не может быть! Так не должно быть! Заметив ее жест, Марк продолжил:

– Или, возможно, король справится, люди оживут, но принц захочет поработить однажды предавших его стражей, те воспротивятся, вспыхнет война, и миры разрушат друг друга. Или, возможно, принц решит заключить перемирие, а обозленные стражи, по вине принца потерявшие близких, захотят отомстить и снова-таки развяжется война…

– Но разве Алек кого-то убил? – мотнула головой Мишель.

– Несколько лет назад Генри смог снять с Алека наложенное королевой проклятие. Тогда принц сбежал и решил изловить всех мышей, которых считал виноватыми в том, что произошло с его родителями. Он собрал оставшихся подданных, учинил охоту. Тогда пострадало много невинных. У Генри были причины желать другу смерти, однако он лишь вернул Алеку проклятье, вновь обратив его в игрушку, и отобрал золотую саблю, способную убить стража. Как видишь, эти двое попали в ловушку обстоятельств. И что бы они ни выбрали, результат один – их миры рушатся.

– Нет! Должен быть другой путь! – воскликнула Мишель. – Ведь ключ оказался у меня не просто так, правда?

Бариста улыбнулся.

– Крохотная вероятность на хрупкой руке, – задумчиво проговорил он, не сводя с Мишель проницательного взгляда. – Если только ты захочешь вмешаться.

– Я помогу! Сделаю все, что нужно! Только скажите – что, – взмолилась она.

– Сердце подскажет, – проговорил Марк, и уже в следующий миг растворился в воздухе.

Туман стал гуще, и Мишель испугалась, что потерялась тут насовсем. Однако вскоре пространство вокруг наполнилось красками и звуками, и дымка растворилась, вернув Мишель к реальности, в которой Генри, закрыв глаза, сжал зубы, вцепившись в зубья короны на своей голове до побелевших костяшек. Вокруг него вилась темная воронка живых теней.

Марк оказался прав – она знала, что делать: не медля ни секунды, бросилась к Мышиному королю. Мишель успела заметить, как вспыхнули удивлением серые глаза, а потом ее руки обвили его теплую, напряженную шею. Из груди Генри вырвался не то смешок, не то вздох облегчения. Тени вокруг них будто бы сделались светлее.

– Не нужно, – прошептал он в ее волосы. – Я должен поступить правильно. Уходи, пожалуйста, Мишель.

Противореча собственным словам, он положил руку на ее талию и на миг прижал к себе так сильно, что дышать стало тяжело. Когда же Генри ослабил объятие, Мишель, зажмурившись, сама обняла его крепко-крепко.

– Поступай, как хочешь! – сказала она и чуть отстранилась, чтобы видеть любимое уставшее лицо. – Только в этот раз я не позволю тебе сделать все в одиночку! Я с тобой, понял? И только попробуй меня отпустить еще раз! Обещаю, я тогда тебе назло выйду замуж за Алека и рожу не меньше пяти детишек!

Губы Генри дрогнули в улыбке, а затем он, наклонившись к ней, тихо проговорил:

– Целых пять? Непозволительная роскошь, учитывая скверный характер Его Высочества. А вот если все они будут похожи на меня…

И он поцеловал ее. Этот поцелуй, наполненный радостью обретения потерянного счастья, сильно отличался от того, другого, забытого, горького, прощального.

Мишель показалось, что пол растворился и теперь она парит в воздухе. А когда невесть откуда взявшийся ветер растрепал ее волосы, укутал вихрем, всколыхнул складки платья, Мишель распахнула глаза и поняла: ей не показалось.

Они с Генри действительно поднялись над паркетом, а вокруг них собирался свет, мягкий и теплый. Чем ярче он разгорался, тем слабее становились тени.