И так продолжалось ровно три часа. В исходе пятого капитан, типичнейший и почтеннейший из всех капитанов света, весь в коже, с нахлобученным капюшоном, из-под которого резко белела седая борода, выступая по-американски только снизу подбородка, объявил, указывая на какие-то две точки, что это берег — вход в Эмбах. Сообщение было весьма приятно. Точки росли, расширялись; это темнели какие-то сосны на берегу, и невольно вспомнилось, глядя на них, как важна должна быть для местных рыбаков та красивая сосновая роща Верхнего острова, которой пассажиры любовались вчера на высоком песчаном гребне его, — роща, видная отовсюду не за один десяток верст, и этим самым, поистине, заповедная.

К темневшим над мутью воды точкам начали мало-помалу прирастать снизу какие-то темные черточки; они становились шире, удлинялись; это обозначались те низменные, болотистые берега, которые предназначены, при понижении озерного уровня, к осушке; глянули какие-то два рыбачьи домика, подле них два парохода — «Peipus» и «Maria», и целая флотилия юрьевского гребного клуба. Еще несколько поворотов колес, и пароход сразу вошел в полнейший штиль реки Эмбах, где, вместо рева ветра, раздавалось стройное пение с палуб обоих пароходов, стоявших у самого устья реки. Отсюда до Юрьева оставалось 21/2 часа пути.

Ширина Эмбаха, по-старому Амовжи, подле устья около двадцати сажен, глубина восемь сажен; тростники, болота, луга роднятся одни с другими непосредственно, и зелени, зелени не оглядеть. Что за роскошная охота должна быть в этих местах! Хорош и многочислен скот. По берегу то и дело скакали на конях, в шляпах с широкими полями, словно жители пампасов, местные крестьяне. Берега Эмбаха густо населены; особенно красивы здесь усадьбы Лунья, служащие целью летних поездок из Юрьева, и Хавелау — имение графа Шереметева. Фамилия графов Шереметевых, одна из многих русских фамилий, вошедшая в состав матрикулованного местного дворянства; то есть такого, которое, как сказано, пользуется в прибалтийском крае особыми правами, превышающими права русского дворянина вообще и составляющими аномалию в том смысле, что эти особенные права получаются не по почину Высочайшей власти, а по выбору местных матрикулованных дворян. это те права, существование которых лишает русского дворянина, ступающего на землю трех прибалтийских губерний, сразу, мгновенно множества прав и, так сказать, низводящих его. Если взять в руки списки матрикулованных местных дворян, то нельзя не заметить, что в ряды их вступали те русские люди, которые, в свое время, играли более или менее значительные роли. в числе титулованных значатся, например, в Эстляндской губернии: Аракчеев, Блудов, Дибич, Горчаков, Меншиков, Мордвинов, Гурьев, Долгорукий, Голицын, Шереметев, Шувалов, Сперанский, Орлов, Панин, Зубов, Суворов, Куракин, Левашов, Олсуфьев, Шаховской-Глебов-Стрешнев, Вязмитинов, Валуев, Волконский, Васильчиков. есть и не титулованные: Бибиков, Демидов, Козодавлев, Голубцов, Антропов, Колтовской, Олсуфьев, Молчанов, Муравьев, Жеребцов, Спиридов, Трощинский, Чичерин. Это в одной только губернии Эстляндской; но есть свои контингенты русских фамилий и в обеих других губерниях, и нельзя не признать того, что в списках этих имеется, так сказать, добрая часть нашего административного житья-бытья за целый ряд царствований, в лицах его сильнейших представителей, приобщавшихся к дворянству немецкому, матрикулованному.

Вершины юрьевских церквей, — города, основанного князем Ярославом более чем 800 лет тому назад, стали заметными часу в седьмом вечера довольно ясно, благодаря тому, что в воздухе окончательно просветлело. Церкви эстонская и лютеранская намечались особенно ясно. По мере приближения к городу, следуя извилинами Эмбаха, нельзя было не заметить очень коротких и широких лодок, нагруженных лесом. Лесов по пути встречалось очень немного. У самого уже города стала видна с палубы хорошенькая, но небольшая православная церковь с зелеными куполами; указали и на развалины замка, на обсерваторию. Городок, раскинутый на невысоких холмах, весь потонул в зелени садов и глядит удивительно опрятно. А ведь когда-то по улицам его «жили гады и хищные звери», так как Петр I, за сочувствие к шведам, нисколько не стесняясь, отправил весь магистрат и бюргеров в Вологду. Главные части города расположены на правом берегу реки, то есть влево от парохода, подходящего с озера. Вплотную с обеих сторон Амовжи теснились городские дома; пришлось подходить к пристани очень медленно, чтобы не задеть какого-нибудь суденышка, барки, лодки, которых здесь очень много.

Юрьев.

Местный собор. Эстонские общества. Храмы. Университет и его былое. Три периода существования университета. Благодеяния Александра I и позднейших царствований. Характеристика всех попечителей юрьевского учебного округа. Значение теологического и юридического факультетов. Ширрен и его характеристика. Исчезновение русского языка. Богатства университета. Посещение коллекций и библиотеки, её богатства. Посещение развалины. Культурно-балтийское значение университета. Своеобразность устава. Корпорации. Речь, в Бозе почивающего, Императора Александра II.

Городской собор в Юрьеве[11] расположен довольно далеко от пристани. Он о трех приделах под восьмигранным куполом, иконостас белый с золотом, совершенно новый, а в открытые царские двери виднеется запрестольный образ Христа Спасителя, писанный на стекле.

Старый мост на Эмбахе очень типичен: высок, узок и гранитными очертаниями своими, высящимися над каменными устоями, отчасти напоминает те два петербургских моста на Фонтанке, которые еще не заменены новыми. В гостинице, в номерах, красовались со стен портреты Бисмарка. Это внимание к Западу, а не к Востоку, составляет здесь удивительно яркую черту. Странно видеть, что в этом исконно русском крае, безусловно и всецело принадлежащем России, протягиваются и натягиваются к Западу всевозможные нити, даже самые тончайшие, лишь бы они доказывали и поддерживали связь, имевшую когда-то место в далеком былом, и совершенно не признается какого бы то ни было, кроме административного, общения с Россией, — общения, которое, казалось бы, не могло подвергаться сомнению в настоящем. В истории здешней местной жизни и литературы выискиваются всякие мелочи, лишь бы они гласили о связи с Германией. Так, здесь известно, например, всякому гимназисту, что первый экземпляр шиллеровского «Дон-Карлоса», писанный прозой, был продан Шиллером рижскому издателю; что кантовская «Критика чистого разума» тоже издана впервые в Риге; что знаменитый Гердер служил некогда тоже в Риге, а было ему тогда только 25 лет от роду и провел он здесь всего четыре года; что, наконец, сам великий Гёте, когда он был «фуксом», ранен на студенческой дуэли не кем иным, как лифляндцем. Это ли не прочные связи? Царапина на массивном теле Гёте здесь на счету, тогда как развитие русского самосознания, во всей его целостности и значении, вся самостоятельная литература России, хотя бы в крупнейших деятелях, для людей, руководимых литературными воззрениями юрьевского университета, вдоль и поперек — ничто. Это не обвинение, это — факт.

Юрьев. Общий вид

Местные эстонцы, под влиянием соседей, тоже немало изменились; в особенности же бросалось здесь в глаза полное отсутствие на головах эстонцев их классических длинных светлых волос, с которыми вступили они в историю, проделали ее и продолжали носить до нынешнего столетия. и совершенное исчезновение характерных женских головных уборов, так как в большой толпе женщин только пять из них имели на головах неширокие светлые кольца. Здесь, следовательно, с полной наглядностью сказалась, относительно эстонцев, та же черта обезличения, которая была замечена в латышах; как там, в Курляндской губернии, на берегу Аа, так и тут, в Юрьеве, на Эмбахе, в Лифляндской губернии, аборигены вычищены, обриты, обстрижены и облицованы по одному бестипичному образцу, и, если видеть в этом достоинство культуры, то достоинство это довольно призрачно. Эстонцев в самом Юрьеве 16,526, немцев 10,486, собственно русских 1,818, прочих 1,144, всего около 30,000 человек; необходимо, однако, заметить, что эти данные, если считать по языку, верны, но по национальностям представляются иными: немцев оказалось бы меньше, эстонцев, говорящих по-немецки, больше.

Эстонская лютеранская церковь, в описываемое время, еще не была достроена и не имела башни; единственный широкий неф крыт деревянным потолком и обведен хорами на колонках, так что в общем напоминает Петропавловскую церковь в Петербурге, на Невском; местный немецкий лютеранский собор, о трех кораблях, разделенных столбами, на которых покоятся острые своды, с трехстворчатой картиной Распятия над алтарем. В обоих храмах имеются хорошие органы.

Наибольший и вполне самостоятельный интерес представляло, конечно, посещение юрьевского университета и его учреждений, и будет вполне уместно сказать более подробно об этом умственном средоточии всего прибалтийского края, составляющем аорту его организма, не лишенную, конечно, некоторых хороших сторон, но имеющую в себе и такие особенности, которые, с точки зрения общерусских государственных интересов, подлежали бы, по-видимому, существенным преобразованиям.